Скифы

Крылов вздохнул, развел руками:

– Всего не предусмотришь… Среди возражений прозвучали и те, на которые тоже отвечать не стоит ввиду их крикливой бессмысленности. Странно услышать от Klm, который совсем не дурак, хотя и сын… гм… Ну, чей он сын, понятно. Наверно, бацилла общечеловеческих в нем пустила метастазы. А я в будущем обещаю не отвечать на: «а ты сам возьми автомат и пойди!», «а ты сам попаши!» и прочие глупости. Дело не только в том, что и попахал, и побывал, и повидал, а в том, что в любом обществе есть службы, которые выполняют функции… не самые популярные. Не знаете, да? Да что там службы, никто не стремится, отталкивая друг друга локтями, на ремонт городских дорог или на службу по отлову бродячих собак! Всегда есть работы, которые передоверены другим. Учитель учит детей, не считаясь с нашими советами, даже – за закрытыми от нас дверьми класса. Постовой не слушает наших доводов, что улица пуста, машин нет, можно и на красный свет, а летчик сбрасывает бомбы на Белград, даже если внутренне не согласен с действиями НАТО.

Тор сказал все так же враждебно:

– А кто не согласен – вали на гражданскую!

– Так что, – продолжил Крылов, – часть возражений попросту бессмысленна. Во-первых, большая часть проблем решается еще в процессе растущей беременности, остальные – при рождении ребенка. Допустим, не удалось выявить патологии раньше, уродец родился. Тут же матери можно объявить, что родился мертвеньким, а она вольна попытаться снова. То есть функцию решения берет на себя государство в лице врачей. Таким образом, у родителей нет описываемых мук с детьми-дебилами и уродами. Вопрос, повторяю, не в чисто технических аспектах, а в изменении нашей морали. До сего времени мы придерживались нелепенького, но такого гуманненького лозунга, что любая жизнь – священна. И что ничего нельзя затевать, если пострадает хоть один невинный ребенок, если хоть одна его слезинка капнет… Как же! Да посмотрите на бомбежки Югославии или Белоруссии. Лозунг о священности любой жизни пришел из-за океана. И что же? Эти заокеанские бомбят, еще как бомбят! Но – чужих. Чужих – можно, их жизни не священны.

Гаврилов кашлянул, сказал осторожно:

– Для предвыборной программы очень важно… Признать ли нам, что хоть «любая жизнь – священна», но здоровье вида – еще священнее? С этим если кто и согласен, то где-то очень глубоко внутри. А вот увидит на нашем знамени, тут же кинется рвать его в клочья! Никто не любит резких поворотов в морали. Вспомни, как медленно и плавно шло хотя бы раздевание. В молодость моего деда даже купальные костюмы были более закрытые, чем теперь одежда для прогулок по городу!

Крылов развел руками:

– Да, всем хотелось бы, чтобы все разрешилось как бы само собой. У наивных больше всего маниловских надежд на развитие медицины. Вот придет и всех спасет, начнет лечить генные нарушения. Лечить! Выявлять-то начала только-только, в одном-двух научных центрах, а уж до лечения как до Перми на карачках! Даже здесь, в научных центрах. А когда доползет до сибирских сел? Мечтатели… А вот как поступать сейчас? Дело не в жадности, что эти гады дебилы меня объели, хотя я предпочел бы те немалые средства перебросить студентам на стипендию, а врачей послать в те больницы, где их недостает. За одебиленный вид хомо сапиенс обидно.

Денис-из-Леса зябко передернул плечами:

– Да и страшновато, если честно.

Однако все угрюмо помалкивали. Крылов ощутил приступ тоски, сказал убеждающе:

– Ребята… Мы в Интернете все часто натыкаемся на вопрос, с которым некоторые умники ходят с сайта на сайт: «А кто решать будет?» Вариант: «А где та грань…» Ах как умно! Достаточно спросить такое, и сразу выглядишь… правда, только себе, обожаемому, таким интеллектуальным-интеллектуальным, далеко просматривающим множество возможностей, в отличие от тупого Крылова. А раз возможностей так бесконечно много, то всегда можно оправдать ничертанеделание… Да, всем понятно, что если за убийство – расстрел, а за пятерку в школе – пряник, то непонятно, как поступить с подростком, укравшим кошелек у прохожего. Где же та грань, и кто решать будет… и т.д. Да, этот подросток может попасть и под расстрел при драконовских законах. Но при любых законах ему ничего не грозит, если он после школы пойдет не кошельки воровать, а заглянет на занятия, скажем, кружка астрономии! Так что давайте согласимся, что если плод – с тягчайшими патологиями, то ему умерщвление немедленное. Зато здоровому ребенку – цветы и чистые пеленки. А вот с полудефектами… Да, кто-то упадет по эту сторону забора, кто-то по другую. Точной грани нет. Но зато полные уроды будут уничтожены сразу, а из здоровых никто не пострадает. Это важнее.

Раб Божий спросил печально:

– А потом?

– Потом диктатуру отменим, – сказал Крылов бодро. – Как Сулла, выведший страну из кризиса.

Хлопнула дверь. Влетел Откин, взъерошенный, торжествующий, возопил о победе, в руках трепыхалась развернутая газета.

Крылов склонился над указанной статьей. Над головой шумно дышали скифы, читали.