Остаток безнадёжно испорченного дня, Скиф провёл в подготовке к отъезду. На рассвете, он с необъяснимой для себя тоской посмотрел на "берлогу", положил в багажник машины рюкзак, перекурил напоследок и скатился по грунтовке к шоссе.
Скиф не был в Городе около года. За это время здесь мало что изменилось. Всё те же хмурые и напряжённые лица жителей, яркие вывески магазинов и свежеокрашенные фасады отдельных домов. Над всем этим - переменная облачность с явными намёками на приближающийся дождь. Старые переполненные трамваи. Асфальт в густой сетке трещин. Многочисленные ресторанчики, кафе и их столики на тротуаре.
Отец жил в "хрущовке", на окраине. В той самой "трёшке", из которой Скиф, восемнадцатилетний мальчишка, ушёл в армию. Только теперь отец жил в ней один. Сестра, выйдя замуж, переехала к мужу, а мама умерла два года тому назад. Скиф узнал о её смерти только через неделю, вернувшись на базу после утомительного разминирования, сопровождавшегося несколькими перестрелками. А через два дня группа опять уехала на задание.
Они никогда не были близки и не были друзьями. Отец жил своей работой и на детей обращал мало внимания. Всё держалось на маме. Когда-то давно, Скиф крепко поссорился с отцом. Тот пытался учить его жизни. Так, как он её понимал. Профессия, работа, семья. А Скиф только вернулся из Югославии. На дворе - девяностые года. Рухнул и уплыл в прошлое устоявшийся образ жизни. Всё вокруг менялось. Конечно, в семье никто не знал, чем занимается Скиф и со стороны, его поездки и внезапные исчезновения смотрелись, как присущая молодости, легкомысленность.
Сейчас отец был уже на пенсии, которой ни на что не хватало, и жил дачей. Шесть соток в пятидесяти километрах от Города. Опушка хвойного леса, заросшего ежевикой и щитовой домик на фундаменте в двенадцать квадратных метров.
В честь приезда сына, отец накрыл стол. Консервации с дачи в изобилии, настойка из ежевики на вонючем спирте, картофельное пюре и две зажаренные куриные ноги, отлежавшие своё в морозилке. Вот так, по-холостяцки. Говорить было не о чём. Отец рассказывал о своих дачных делах, о бардаке в стране и о том, как раньше всё было здорово и какие были порядки.
Скиф слушал не возражая. От его денежной помощи отец всегда отказывался, по-прежнему считая, что справится самостоятельно. Но Скиф видел, что речь идёт просто о выживании, что квартира запущена и всё более и более принимает нежилой вид и что всё это закончится болезнями отца и необходимостью заботится о нём. Он смотрел на отца и думал о том, чему тот посвятил свою жизнь. Завод его давно закрыт и разграблен. Накопления сгорели в пожаре перемен. Дети ушли и семьи, как таковой, нет. Что впереди? Болезни и одинокая старость.
В конце разговора договорились, что Скиф поедет на пару дней с отцом на дачу, поможет отремонтировать крышу, обновить проводку и вообще. Кулеш из тушёнки сварим.
Вечерами отец садился напротив телевизора. На Скифа обрушивался информационный поток горячечного бреда и различных шоу-поделок. Поэтому, вечерами он уходил в Город. Бродил по старым улицам, сидел на террасах кафе с бокалом пива, смотрел на людей и думал, что делать дальше.
На второй день пребывания в Городе он пошёл в гости к сестре. Он помнил её смешной девчонкой. С копной, выбивавшихся из-под зимней шапки, вьющихся волос, когда он рано утром вёз её на санках в детский садик. Подростком-тростиночкой, провожавшей его в армию. Красавицей невестой.
А сейчас перед ним стояла замотавшаяся в делах, уставшая взрослая женщина. Её муж, уже который год пропадал на заработках в соседней стране. В году они виделись месяц-два. Его заработков хватало только на то, чтобы двое детишек не чувствовали себя обделёнными. На всё остальное сестре приходилось зарабатывать самой. И эта жизненная усталость закрывала собой всё остальное, чем так может быть богата жизнь.
Сестра, робко заглядывая Скифу в глаза, расспрашивала, как же он живёт один. Есть ли у него женщина, собирается ли заводить семью. Скиф отшучивался. Потому что сам не знал ответов на этот вопрос. А женщины у него сейчас не было. Да и кто бы согласился ждать его по полгода?
Скиф заранее готовился к встрече с сестрой и помимо подарков для племянников, оставил сестре конверт с деньгами. Она, конечно, отказывалась вначале. Но в конверте была сумма, равная её годовому заработку.
После двух дней, проведённых с отцом на даче, Скиф понял, что больше ему в Городе делать нечего. Можно было, конечно, вернуться в "берлогу", но такого желания, пока, не возникало. Куда податься, Скиф не знал.
Всё изменилось, когда однажды утром он обнаружил в почте сообщение от Чаки. Тот приглашал к себе в гости. Видимо, тоже выбрался в отпуск. И Скиф поехал. Четыре часа в автобусе.