Скиф

Скиф, настроившийся на скорую развязку, вышел из переходника, подошел к пьющему чай мужику и громко спросил:

– Кипяточка не найдется?

От неожиданности, будучи, видимо, от природы человеком трусливым, сидящий маньяк-педофил (а это был именно он) опрокинул стакан с горячим чаем себе на штаны. Чертыхаясь и матерясь сквозь зубы, он пытался стянуть облитые брюки. Александр, глядя на это копошащееся ничтожество, представил себе, что вытворял этот скот с маленькими мальчиками, и от этих мыслей у него непроизвольно сжались кулаки, глаза заволокло красной пеленой. Без затей ногами он начал избивать запутавшегося в штанах насильника. К его удивлению, маньяк не торопился перекидываться в зверя. Вереща, словно пойманный заяц, он лежал на полу, пытаясь закрыться от тяжелых ударов армейских берцев. Довольно скоро один из ударов пришелся мужику в голову, в результате чего он потерял сознание. Александр не стал ждать, пока он очнется, достал нож, перевернул бесчувственное тело на живот, собираясь сразу отрезать ему голову. Как только Скиф сел на насильника верхом и, оттянув голову назад, хотел перерезать ему горло, произошла трансформация, и то, что мгновение назад было неподвижным телом, сразу превратилось в смертоносное детище ночи.

Как потом рассказывал Кум, он такого зрелища не видел за всю свою долгую карьеру ликвидатора. Очнувшийся оборотень вскочил на все четыре лапы и носился по вольеру, пытаясь скинуть прицепившегося сзади охотника. В свою очередь Скиф, крепко обхватив тело оборотня ногами, оттягивал его голову назад и упорно пытался перерезать ему горло. Закончилось это необычное родео эффектным фонтаном алой крови, которая залила все вокруг. Не дожидаясь окончания конвульсий, облитый кровью Скиф хладнокровно отрезал голову оборотня и, держа в одной руке окровавленный нож, а в другой – лохматую голову твари, он издал победный вопль. Затем, подбросив голову вверх, охотник точно футбольный мячик закинул ее в дальний угол, витиевато выругался и вышел в переходной шлюз.

Немного позже, когда Александр привел себя в порядок, они сидели с Кумом в его кабинете и попивали чаек. Посиделки за чаем после посещения «зверинца» давно стали традиционным мероприятием, превращаясь в своеобразный разбор полетов.

– Ну вот, Саша, ты и усвоил главное правило охотника – никакой жалости, нечисть должна быть уничтожена любой ценой. Я только не понял, к чему ты там футбол устроил?

– А черт его знает. Вообще я хотел, чтобы этот гад помучился перед смертью, как те детишки, которых он убивал. Недостоин он был умереть по-людски. Будь моя воля, я бы эту мразь на куски порезал и скормил собакам. Он нелюдем стал еще раньше, чем его сделали оборотнем. – Александр невольно разволновался. – Скажи, Кум, разве справедливо, что изверга, который ради своего удовольствия с живых людей кожу снимает, истязает перед смертью, всего лишь расстреляют? Быстро и без мучений. На мой взгляд, их надо на кол сажать и по телеку на всю страну транслировать, как этот гад корячиться будет.

– Возможно, ты и прав, хотя, как показала практика, суровость наказания ни фига на снижение преступности не влияет. Все дело, как мне кажется, не в жестокости, а в неотвратимости возмездия. Если каждый будет знать, что наказание неизбежно, то преступность резко пойдет на спад. А пока есть шанс провернуть «чистое» дело, ты хоть вешай, хоть на кол сажай, желающие рискнуть всегда найдутся.

Кум налил еще по стакану чая, закурил и продолжил:

– Кстати, ты знаешь, что Вера от нас уходит? Написала вчера заявление о переводе в другое подразделение, на оперативную работу. Сергеев подписал, так что больше вы не увидитесь.

– Я так понимаю, руководство не сильно довольно, что она меня с крючка упустила, но в этом ее вины нет, она молчала, как партизан на допросе. Но я так понял, ее все равно крайней выставили.