Схватка с оборотнем

«Так вы же москаль», - пробормотал Ткачук. Он совершенно не знал, что отвечать.

«Дубина! — Соколов презрительно оглядел его с ног до головы. — Кто бы ты ни был: англосакс или папуас… если ты знаешь, что большевики — твои враги, ты должен работать против них. Ясно?»

«Ясно», - пробормотал Ткачук. Теперь он думал только об одном: скорее уйти от этого человека, а там… там видно будет.

«Вот что я тебе приказываю, — сказал Соколов; он сунул руку в карман и вынул какие-то бумаги. — Когда сбежишь от своих и окажешься у красных, предъяви эти документы».

Ткачук растерянно листал документы. Это был паспорт сорокового года на фамилию Харченко, выданный обывателю одного из сел на Полтавщине, и еще несколько справок.

«К чему це?» — спросил он.

«К тому, — сказал Соколов, — что на Полтавщине уже давно оставлены документы, что этот Харченко был в партизанах и потому неблагонадежен в отношении немецких властей. Таким образом, если наведут справки, ты их человек до мозга костей. А справок в селе они не наведут. Село уничтожено. Одни трубы. Так что с этими документами, да в таком виде, как сейчас, ты можешь ждать красных хоть на лежанке. Легенду, как оказался на Львовщине, сам придумаешь. Мало ли мы партизанских отрядов уничтожили, мало ли народу из них хоронятся по всей Украине! Так что помни: этот документ поможет тебе в любую погоду. Берешь?»

Ткачу к молчал.

«Минуту даю, — произнес Соколов, закуривая. — И, кроме того, помни, что ты в моих руках… Но это на всякий случай… Для острастки. Подумал? Согласен?»

Ткачук поднял голову.

«Ни. Хлопцы найдут — пристрелят. Та и к коммунистам счет у меня великий».

«Ну, если так, — сказал Соколов, — тогда ступай. Но помни!»

Соколов сел в машину, и через секунду «оппель», подняв тучу пыли, скрылся в переулке. А Ткачук шел на явочную квартиру и думал: кто же этот Соколов? Уж не красный ли? Но тогда зачем ему, чтоб Ткачук присылал свой адрес на вымышленную фамилию? Потом разве красный стал бы творить со своими такое… Ведь ничего не было хуже для пленных, чем попасть к полковнику Соколову. От него уходили или в могилу, или в армейскую школу немецкой разведки… Нет, не красный Соколов, но кто же тогда?…

Ткачука охватил страх. Он лежал на тюремной койке, съежившись, обмякнув всем своим огромным телом, и думал: «Полковник всемогущ. Провел, видно, большевиков и на свободе. А на него, Ткачука, конечно, зол. Ведь он после разгрома армии Бандеры скрылся, переменил фамилию, а открытки на Московский главпочтамт не послал…»

Луганов ждал, что на следующем допросе Ткачу к скажет все. И действительно, Ткачук заговорил. В общих чертах он подтвердил то, что рассказывали о его деятельности другие. Но все попытки заставить его дать более подробные сведения о полковнике Соколове ни к чему не приводили.

— Еще немного о Соколове, — сказал Луганов. — Что вы тут туман пускаете, Ткачук? По его приказу вы казнили людей?

Ткачук облизнул губы. Луганов посмотрел в его помертвевшее серое лицо.

— Воды? — спросил он и подал Ткачуку стакан с водой.

Ткачук жадно выпил.

— Вернемся к Соколову. Он в лагере работал от кого? От РОА или от гестапо?

Ткачук пошевелил губами.

— Мабудь от гестапо, — пробормотал он, — а може, и ни. Хтось його знае — от кого? Може, и от вас! Хиба його разобрать! Це сам Сатана, ось шо кажу.

Видя волнение Ткачука, Луганов стал кое-что понимать.

— Да вы не бойтесь, Ткачук. Тут вам Соколов не страшен. Что конкретно делал Соколов в лагере?

Но Ткачук опять умолк, пришлось его увести в камеру.