Сходняк

Стол был накрыт на троих. Скромно, но со вкусом. Салат из огурчиков-помидорчиков, копченый угорь в нарезку, черная икра в хрустальной вазочке на блюде с ледовыми кубиками, бананы, виноград, очищенные от волосатой кожицы киви. Посреди стола возвышалась заиндевевшая бутыль шведской водки «Абсолют». Он снял очки и не спеша обвел довольным взглядом яства. Молодец Ленчик: ни ветчины, ни буженины. Накрепко запомнил мерзавец, что генерал Урусов — вегетарианец!

Евгений Николаевич сел и налил себе стопку «Абсолюта» но не выпил. Он просто не любил слишком переохлажденную водку.

Через пять минут — ровно в назначенное время — и зале за портьерой послышались уверенные шаги, потом шуршание и сопение Ленчика. Столбун нарочито гоомко, чтобы услышал важный гость, произнес: «Вас уже дожидаются, Закир Юсупович!»

Урусов развернулся вполоборота. У стола стоял Закир Большой.

Несмотря на то что они были земляками, у них изначально сложились непростые отношения. Во-первых, Закир был представителем древнего дагестанского рода, а Урусов, хоть и родился в Ингушетии, а потом долгое время жил в Махачкале, был наполовину чеченцем, к тому же со временем обрусевшим. Но стена неприятия выросла между обоими горцами вовсе не поэтому — дело в том, что Закир был правильный законный вор, а Урусов — московский милицейский начальник, генерал МВД. Они стали знакомы не так давно, совсем немного — года два. Урусов нарыл на Закира серьезный компромат, причем дело касалось, конечно, не криминальных дел законного вора, а его темных делишек, проворачиваемых дагестанцем за спинами российских воровских авторитетов. Закир, к примеру, контролировал в Дагестане практически всю нелегальную торговлю черной икрой и осетровыми, без его указа не функционировал целый ряд нефтепроводов, о существовании которых знали даже далеко не все чиновники российского Министерства топлива и энергетики. Но самое главное — Закир Большой умудрился подмять под себя наркодельцов, действовавших на дагестанских нарко-маршругах.

Эти пути, ведущие из Афганистана, последнее время активизировались, особенно после строительства на берегу Каспийского моря, вблизи калмыцкой границы, нескольких мини-заводиков по переработке афганского опия в героин. Эти заводики постепенно стали личной собственностью Большого Закира о чем не знал почти никто. Даже самые уважаемые воровские авторитеты, к коим принадлежал Закир, ничего не знали об этом. А генерал Урусов знал. Ему стало об этом известно совершенно случайно, во время очередной облавы на таджиков, снабжавших героином Москву. Установив, что героин не афганского производства, генерал Урусов сильно заинтересовался и стал рыть дальше. Постепенно его ребята вышли на дагестанских «химиков», а там уж ниточка потянулась дальше и привела прямехонько к Закиру Большому.

Урусов не стал об этом факте писать в официальном рапорте, но нашел способ через верных посредников сообщить Закиру о своем удивительном открытии.

Вот так дагестанец и попал на его крючок. Ведь самым страшным ударом для законного вора — это Урусов понял четко — стало не то, что милицейский генерал вычислил истинного хозяина подпольных героиновых заводиков, а то, что этот хозяин держал свои левые предприятия втайне даже от своих корешей, забывая отстегивать в общак положенные суммы. Это было по воровским меркам тяжкое преступление, и виновного могли ожидать очень серьезные последствия, но что особенно было страшным для вора — то, что он мог навсегда потерять свой авторитет: клеймо бесчестья уже не отмоешь ничем, даже кровью. И вот этого бесчестья более всего боялся дагестанский законник.

Понимая это, генерал Урусов крепко, точно клешнями, впился в Закира Большого и теперь держал его на коротком поводке: разлучить их могла только смерть.

— Садись, Закир Юсупович, — с многозначительной усмешечкой бросил Евгений Николаевич. — Угощайся, чувствуй себя как дома.

Он всегда разговаривал с Закиром с глазу на глаз в таком полуулыбчивом тоне. Знал, что Закира, привыкшего к весьма почтительному обращению, подобная интонация страшно бесит, и что гордый сын Дагестана, будь другая ситуация, готов порвать его на куски или вонзить острый кубачинский кинжал в горло ненавистному ментовскому чинуше. Но ситуация была совсем не в пользу Закира.

Причем от осознания собственного бессилия тот ярился еще больше. Вот именно это и доставляло генералу Урусову невероятное душевное удовольствие — «эмоциональный оргазм», как он любил шутить.

Закир скрипя зубами сел и молча уставился на Урусова. Глаза в глаза.

— Зачем позвал, генерал? — тихо, в растяжечку спросил он. — Без меня не можешь справиться с какими проблемами? Может, опять тебя подвела твоя ментовская хватка?

Усмешечка сползла с лица Урусова. Хоть он давно уже считал себя москвичом, горячая кровь горских предков нет-нет да и давала о себе знать: настроение у Евгения Николаевича менялось за секунду. Вот и теперь он внезапно рассвирепел и, подавшись вперед, злобно прошипел: