Схаас

— Верно, — ответил Аннагаир. — О них вам тоже нужно кое-что узнать. Мне нелегко рассказывать это, хотя я уже давно не принадлежу народу эльфов… Первозданная Сила сохранилась в этих краях со времен Творения, однако в замыслы Создателя не входило оставлять здесь ее Источник. И здесь, как и в других подобных местах, она развеивалась с течением лет. Но мы, эльфы и прежние люди, не хотели лишаться ее могущества. И в великой гордыне своей мы отняли большую часть Первозданной Силы у земли, мы вложили ее в сокровища, дабы навсегда осталась она в нашей власти. В недрах Драконовой горы — она называлась тогда Аэр-Гол-на-Ил, Сияющий Пик Вселенной, — был вырублен дворец, и Силу влили мы в четыре столпа, подпирающих кровлю тронного чертога. Влили мы Силу и в Меч Правосудия, и в Корону Зрячих, и в Кольцо Путешествий. А также в сто золотых монет, которые, не удивляйтесь, уже тогда назывались талантами. Свойство их таково, что, подаренные, они пробуждают в человеке сокрытое доселе мастерство, к которому он пригоден. Были светлые дни, когда восседал в том чертоге мудрейший из эльфов. Корона Зрячих открывала ему помыслы друзей и врагов, и он лучше других знал, кого одаривать талантами. Кольцо Путешествий открывало пути во все концы державы, а Меч Правосудия заставлял зло отступать в трепете перед его светлым взором. Правда, этот же эльф потом пресмыкался передо мной, перед моими горящими очами, когда я потребовал, чтобы он снял облачения владыки и покинул дворец…

Таковы сокровища Драконовой горы. Прогнав оттуда эльфов, я их не трогал, мне хватало доспехов Рота. Но все прочие думали, что я уничтожил их. Приближаться к дворцу кому бы то ни было я запретил, и некому было узнать правду. Только Меч Правосудия оставался на воле… Да, человек из грядущего, твоя догадка верна. Это твой меч.

Ошеломленный Джон извлек клинок из ножен. И — потому ли, что были они уже в земле Первозданной Силы, потому ли, что рядом находилась тень эльфа, — засиял меч так, что все испытали благоговейный трепет. Даже Пин, старавшийся казаться равнодушным.

— Красивое и благородное оружие, — проговорил Аннагаир. — Его называли также Мечом Света. Это очень мудрое оружие, хотя и молчаливое. Насколько я понимаю, оно уже помогло тебе — и не только в бою. С его незримой поддержкой ты не сошел с ума и сделал правильный выбор… Впрочем, об этом я могу лишь догадываться.

— Ты прав, — сказал молодой граф. — С самого начала я чувствовал поддержку, просто считал, что все дело во мне, в моем воспитании и благотворном влиянии моего века. Однако теперь я понимаю, что ты прав.

Он запечатлел на клинке благодарный поцелуй и вернул его в ножны.

— Но как он попал обратно, в ту вашу сокровищницу?

— Было так, что владел им один богатырь из восточных земель. После ухода эльфов и после моего «ухода» многие из тех, кого вы называете нечистыми тварями, подняли головы, и требовалось их срубать. Тот богатырь преследовал Шургана, дракона из драконов, огнедышащее чудище о трех головах. И настиг его здесь, в этих землях. Но, на свою беду, он встретил Коринну и от нее узнал о сокровищнице. Узнал и взалкал высшей власти. Там, в недрах Аэр-Гол-на-Ила, он забыл о своем долге, и Шурган убил его. Так Меч Света воссоединился с другими сокровищами, которые возлюбил и сам дракон, осознавший теперь свою непобедимость.

— Постой-ка, эльф. Сэр Томас сказал, что Змея, то есть Шургана, можно убить только этим мечом, и сделать это могутолько я, наполовину славянин. Так на что же надеется Истер?

— Сэр Томас и не мог сказать иного, он просто не знает древнейшей истории. После смерти Коринны Истер и вы — единственные в роду человеческом, кто посвящен в некоторые ее тайны. Граф Рэдхэнд не знает, что со времен исхода эльфов на земле не появлялось такой силы, какую несет Истер. Что Цепенящее Жало, меч Рота, не менее сильно, чем Меч Правосудия. И, наконец, неисповедимые пути крови… Английская ветвь потомков Коринны пошла от того самого богатыря, и если я прав, то в Истер тоже течет доля славянской крови. Длинный Лук — послушное орудие в ее руках. Боюсь, она вполне способна одолеть Шургана. И уж во всяком случае, она позаботится о том, чтобы сокровища не попали в Рэдхэндхолл. Единственная надежда сейчас — что она ничего не знает ни обо мне, ни о моей просьбе, а значит, и о вашей осведомленности.

— О твоей просьбе и мы пока что не знаем, — заметил Джон.