Скелет в шкафу

— Ах… Вот тут чуть сложнее. Сначала Персиваль вскружил ей голову, а потом Роз ему наскучила. По ее словам, он собирался на ней жениться, но на самом деле вовсе не имел такого намерения. У нее были серьезные причины желать ему неприятностей. Думаю, досада ее была так велика, что она и впрямь могла подвести его под виселицу.

— Для чего ей было достаточно солгать.

Монку с трудом верилось, что женщина, пусть даже и обманутая, может зайти в своей ненависти так далеко.

Убийство Октавии скорее всего совершалось под горячую руку, в припадке страсти и злобы, после резкого отказа, но вряд ли было обдумано заранее. Однако от предположения, что прачка могла из женской мести хладнокровно отправить на виселицу бывшего возлюбленного, по спине невольно пробегал холодок.

Эстер видела, что Монк сомневается.

— Возможно, Роз сама не понимала, чем все это кончится, — пояснила она. — Просто одна ложь влекла за собой другую. Сначала Роз хотела лишь попугать Персиваля, как это делала Араминта с Майлзом, а затем события повернулись так, что назад дороги уже не было. — Эстер еще раз пригубила напиток. Шоколад был превосходен, но в доме сэра Бэзила она понемногу начала привыкать к вкусной еде. — Или Роз всерьез полагала, что Персиваль виновен, — добавила она. — Некоторые люди, сами того не замечая, искажают правду, подгоняя ее под ответ, который им кажется верным.

— То есть она лгала относительно характера Октавии? — продолжал гнуть свое Монк. — И леди Мюидор — права? Роз могла поступить так из ревности. Ладно. Допустим, что Роз лгала. А как насчет дворецкого Филлипса? Он подтвердил все, что говорили о Персивале другие.

— И был в основном прав, — кивнула Эстер. — Персиваль действительно заносчив и дерзок. Он шантажировал других слуг и даже, может быть, кого-то из хозяев. Этого мы, скорее всего, никогда уже не узнаем. Он весьма неприятная личность, но это еще не повод его вешать. Если вешать всех, кто нам неприятен, Лондон лишится четверти населения.

— По меньшей мере, — согласился Монк. — Но Филлипс во всем, в том числе в своих суждениях, стремится угодить хозяевам. Он просто хотел того же, чего и сам сэр Бэзил. Филлипс не дурак и прекрасно знает свою службу. Для него нет правды выше, чем верность начальству. Армейские идеалы для него святы. А миссис Уиллис выступала свидетелем защиты.

— Члены семьи? — предположила Эстер.

— Киприан тоже свидетельствовал в нашу пользу, как и Септимус. Ромола… Что вы, кстати, о ней думаете?

Эстер почувствовала мгновенный укол раздражения и нечто вроде угрызения совести.

— Ромола упивается своим нынешним положением. Она породнилась с сэром Бэзилом, живет в его доме на Куин-Энн-стрит. Правда, она часто донимает Киприана и клянчит у него деньги. Постоянно обвиняет его в том, что он делает ее несчастной. Она понимает, что Киприану с ней скучно, но почему — не может взять в толк. Временами она меня безумно раздражает. Нельзя же, будучи взрослой женщиной, оставаться в то же время ребенком, о котором все должны заботиться. Впрочем, я не слишком вникала в отношения этой пары и не могу о них судить.

— Однако судите, — заметил Монк, причем вполне благожелательно. Он сам терпеть не мог женщин, шантажирующих слезами и просьбами своих мужей. Хотя непонятно, почему это его так задевало.

— Да, верно, — согласилась Эстер. — Но вряд ли это имеет отношение к делу. Ромола не задумываясь подтвердит все, что будет угодно сэру Бэзилу. Сэр Бэзил — главная сила в доме. Ему даже не надо приказывать — достаточно намекнуть, чего бы ему хотелось.

Монк вздохнул.

— А ему бы хотелось, чтобы дело об убийстве Октавии было закончено как можно скорее. Вы читали, что пишут в газетах?

Она приподняла брови.

— Что за нелепость! Где же я могу раздобыть газету? Я — прислуга, я — женщина. А леди Мюидор интересуется только светской хроникой, да и ту сейчас не читает.

— Да, конечно… Я забыл.

Монк кисло улыбнулся.

Он-то помнил, что в Крыму у Эстер был друг, военный корреспондент, умерший в полевом госпитале. Когда это случилось, она уже сама продолжала посылать в лондонские газеты сообщения, подписывая их его именем. В царившей неразберихе у издателей даже не возникло сомнения в подлинности заметок.

— Так что же пишут газеты? — спросила Эстер, вернув его к реальности. — Что-нибудь любопытное?

— Вам как — в общих чертах? Рыдают над судьбой страны, где лакей способен возомнить о себе так высоко, что проникается страстью к благородной леди. Основы государства рушатся, а Персиваля следует повесить хотя бы в назидание остальным. — Монк скорчил гримасу отвращения. — И конечно, все сочувствуют сэру Бэзилу. Перечисляют его заслуги перед страной и королевой, расписывают его достоинства и вообще превозносят до небес.

Эстер вздохнула, разглядывая остатки шоколада на дне чашки.

— Все против нас, — угрюмо подытожил Монк. — Каждый хочет, чтобы возмездие было решительным и скорым, после чего обо всем можно будет забыть и преспокойно вернуться к прежней жизни.

— Мы можем хоть что-нибудь сделать? — спросила Эстер.