Хотя информация соседок в какой-то мере давала представление о характере Ста Баксов, оперативникам нужно было добыть данные в подтверждение своей версии. Разве мало они повидали в своей милицейской практике случаев, когда подобранный, фигурально выражаясь, на помойке полубомж или бывший армейский, школьный или институтский товарищ, которого друг детства обеспечивал работой и заработком, спустя какое-то время решал, что хочет получить все, и убивал своего благодетеля? Таких случаев хоть пруд пруди. Благодарность – самая короткая и быстро растворяющаяся субстанция. Это милиционеры знали без психологов. А еще они знали, что в слабом и забитом существе, почуявшем запах денег, такие амбиции просыпаются, такие кренделя небесные в голове возникают, что всякая логика и всякий здравый смысл улетучиваются напрочь!
Поэтому они не верили ни соседкам, ни матери задержанного, ни самому Запорожцу, который проливал крокодиловы слезы по своему хозяину. А Юркины причитания: «Как же я теперь жить буду?!» – только усиливали их подозрения.
Между тем Аркадий Леонидович Топчий благодаря своему другу-генералу взял себя в руки. Услышав, что в качестве подозреваемого милиционеры арестовали Сто Баксов, он окончательно уверился в том, что смертью сына должен заниматься тот, кто умеет разгадывать сложные загадки.
Зима три дня безуспешно пытался дозвониться до Поташева, и архитектор наконец отозвался. Генерал рассказал ему все – и про убийство Стаса Топчия, и про арест Ста Баксов, и про то, что, скорее всего, дело повиснет глухарем, поскольку в тех кругах, где оно произошло, никто никого допрашивать не будет и причины гибели юного Топчия так и останутся неизвестными. Свою просьбу Иван Петрович выразил коротко и внятно: «Алексей! Тут без тебя не разобраться. В доме на момент убийства были только свои. А свои – это депутаты, жены и любовницы депутатов, крупные бизнесмены, у которых своя служба безопасности и юристы, так что милиции они не по зубам. А ты с этой публикой на короткой ноге. Ты им дома строишь, квартиры и офисы ремонтируешь, подход к ним имеешь! И ты не мент, что для этой публики важно. В общем, когда тебя ждать?»
Поташев задумался. Генерал его не торопил, понимая, что Алексею нужно организовать все дела, чтоб из-за расследования не пострадали архитектурные объекты. Наконец, архитектор отозвался:
– Мне тут кое-кого нужно в Киев завезти, потом решить все срочные вопросы в бюро. Через два дня буду.
– Прибудешь самолетом! – сказал генерал. – Топчий пошлет за тобой свой самолет. Договорились?
– Я бы предпочел «KLM Royal Dutch Airlines»! – сообщил Поташев.
– Не выпендривайся! – ответил Зима и, довольный результатом переговоров, отсоединился.
Перед Алексеем стояла сложная задача. Как преподнести эти внезапные и срочные дела Лизе? Из-за неловкости ситуации и боязни того, что она может решить, будто он снова струсил, он в это утро был особенно внимателен и предупредителен.
– Ты ведешь себя так, словно заранее просишь прощения! Что-то натворил? – насторожилась Раневская.
– У тебя чутье, как у…
– Как у таксы, которая собирается вытащить лису из норы! Признавайся! Я же чувствую…
И Поташев «раскололся». Он не утаил от любимой ничего – ни того, почему его просят заняться этим делом, ни того, что загадки детективного свойства всегда его привлекали. Не умолчал он и о том, что несколько месяцев назад в замке имения «Озерки» был найден скелет в шкафу. Он ожидал самой негативной реакции со стороны возлюбленной, но, к его удивлению, она радостно проворковала:
– Лешик! Это же прекрасно!
– Что прекрасно? – растерялся сыщик-архитектор, чувствующий себя неловко из-за того, что приходится посвящать любимую женщину в подробности сугубо мужских дел.
– Не понимаешь? – загадочно блестя глазами, спросила Лиза.
– Ничегошеньки! – простодушно захлопал ресницами Алексей.
– Ты живешь такой интересной, насыщенной жизнью! Ты не только реставрируешь старые поместья, ты еще и расследуешь преступления, совершенные в этих старинных усадьбах! У меня просто дух захватывает от того, что такое возможно!
Тут Поташев взглянул на свою возлюбленную внимательно. Не разыгрывает ли она его? Он ждал чего угодно: обиды, непонимания, скандала, в лучшем случае равнодушного смирения. А получил вместо этого полное понимание! Нет, так не бывает! Она явно подшучивает, делает вид, что рада, чтобы потом, когда он поверит в невозможное, ударить побольнее… Шрамы, которые оставляют нам близкие, не залечит никто. Они ведь знают, куда бить…
А почему, собственно, он не должен ей верить? Может быть, ей, искусствоведу, такой тонкой, такой изысканной ценительнице и любительнице искусства изобразительного, нравится и искусство разгадывания криминальных загадок?
Алексей смотрел на Лизу взглядом, в котором слились воедино сомнение и робкая надежда. Лизавета, наблюдавшая смену выражений на лице любимого, решила поставить все точки над «і».
Она сказала тоном, в котором не было ни капли сомнения: