Сказочный корабль

— Если честно, то да. Это очень беспокоит меня! Однако то, что говорил мне мой разум, и то, что говорили мне мои рефлексы — это совершенно разные вещи. Я ненавидел это. Но взял себя в руки и познакомился с этой парой. И я научился хорошо относиться к ним. И вот теперь, через год, это меня почти не беспокоит. Еще немного — и это чувство исчезнет бесследно.

— Разница между вами, представителями белых либералов, и молодежью эпохи Хаскинга и моей в том, что нас это не беспокоило вообще. Мы допускали подобное.

Файбрас вышел из комнаты. Сэм остался один. Еще довольно долго он сидел задумавшись, потом встал и вышел наружу. Первым, кого он встретил, был Герман Геринг. Его голова все еще была обмотана полотнищем, но лицо уже не было таким бледным, да и глаза приобрели обычное выражение.

— Ну, как ваша голова? — поинтересовался Сэм.

— Все еще болит. Но я теперь могу ходить, не ощущая, будто при каждом шаге меня протыкают раскаленным острием.

— Я очень не люблю видеть, как люди страдают, — покачал головой Клеменс. — Поэтому я предлагаю вам покинуть Пароландо. Чтобы вы могли избежать новых страданий в будущем, а может, даже и просто физических мучений.

— Вы мне угрожаете?

— Лично я против вас ничего не предприму. Но здесь есть множество людей, которым вы до того намозолили глаза, что они готовы гнать вас отсюда палкой. Они жаждут оттащить вас к Реке и утопить. Почти каждому из них вы уже успели досадить своими проповедями. Наше государство основано только ради одной цели — постройки Судна. Сейчас любой человек, не нарушая закона, может говорить все, что ему взбредет в голову. Но у нас есть люди, иногда пренебрегающие законом, и мне очень не хотелось бы их наказывать из-за того, что вы спровоцировали их на необдуманные действия. Я предлагаю вам исполнить свой долг христианина и перестать искушать людей. Я не хочу, что вы искушали добропорядочных мужчин и женщин совершить над вами насилие.

— Но я не христианин! — твердо сказал Геринг.

— Я восхищен человеком, который может признаться в этом, и не думаю, что когда-нибудь встречу проповедника, который скажет мне это столь красноречиво.

— Сеньор Клеменс! Я читал ваши книги, когда был молодым, сначала на немецком, а затем и на английском. Но легкомысленность и мягкая ирония вряд ли помогут нам куда-нибудь прийти. Я не христианин, хотя стараюсь соблюдать лучшие добродетели учения Христа. Я — миссионер Церкви Второго Шанса! Все земные религии дискредитированы, хотя некоторые из них не признают этого. Наша Церковь — первая религия, возникшая на этой планете. Она одна имеет шанс выжить. Она…

— Избавьте меня от лекций, — сказал Сэм. — Я их достаточно наслушался и от вас и от ваших предшественников. То, что я говорил вам, я говорил по доброте душевной и из желания уберечь вас от возможных страданий и, если говорить честно, то и из желания больше никогда вас не видеть среди своих людей. Вам следует убраться отсюда подобру-поздорову. Прямо сейчас. Иначе вас убьют.

— В этом случае завтра я воскресну где-нибудь в другом месте и буду там проповедовать Истину! Понимаете, здесь, так же как и на Земле, кровь мученика — это семя Церкви. Человек, убивающий одного из нас, только способствует тому, что Истина — возможность вечного спасения — будет услышана большим числом людей. Убийство разносит нашу веру по берегам этой Реки быстрее, чем любое доступное для нас средство передвижения.

— Поздравляю вас, — раздраженно бросил Сэм, перейдя на английский, как он делал всегда, когда был рассержен. — И все же скажите, разве вас не беспокоит тот факт, что ваших миссионеров беспрестанно убивают? Разве вы не боитесь оторваться от тела?

— Что вы имеете в виду?

— Вашу доктрину. — Ответом был лишь удивленный взгляд. — Одним из ваших главных принципов, если мне не изменяет память, является то, что Человек воскрешен вовсе не для того, чтобы наслаждаться здесь вечной жизнью. Ему дан ограниченный срок, хотя большинству он может показаться долгим. Особенно тем, кто не получает удовольствия от здешней жизни. Вы утверждаете, что существует нечто подобное душе, то, что вы называете «психоморфом», правильно? Или иногда как называли это древние египтяне — «ка». Вам приходится делать такое допущение, в противном случае нечего говорить о целостности личности человека. Без «души» человек, который умер, просто мертв, даже если его тело точно воспроизведено и снова живет. Но второе тело — это только копия. У воскресшего разум и память умершего человека и поэтому он думает, что он и есть тот человек, который умер. Но он им не является. Он просто живая копия. Смерть вычеркивает вас навечно из жизни. С вами покончено.