Сказочная жизнь

Пришла она в себя неизвестно когда и неизвестно где. Не совсем белый и кое-где потрескавшийся потолок и белые кафельные стены. Попыталась встать или хотя бы повернуться, но оказалось, что её руки пристёгнуты ремнями к железной койке. И ноги тоже. Капельница над ней. Приподняла голову. Дверь открыта, в соседнем помещении бубнят два мужских голоса, смысл беседы не доходит. Окликать их она не собирается, понятно, что это не простая больница, и даже не инфекционная. Это психушка. Сознание её ещё не вполне ясное, но понимание, что её подставили, пришло. Кто, Зоя или Пирогов? А может, кто-то из ресторанных? Ладно, пока надо делать вид, что она спит.

Шаги, голоса приближаются.

– Вот, они тут все такие, – говорит один. – Обкуренные, обдолбанные богатенькие дочки и сыночки. Кровь ей очистят, да в медикаментозной коме, чтобы не мучилась, и опять по кабакам и клубам куролесить.

– А я её сейчас трахну, – говорит другой и начинает отстёгивать ремни с ног.

Пора что-то предпринимать. Она вспоминает истории, которые рассказывала Марку о вендиспансере, открывает глаза и говорит:

– О, мужчинка! Ты из какой палаты, «эс» или «гэ»?

– Эс, лапочка, – отвечает он.

– Тогда нормально, а с гонореей ко мне не подходи. Не хватало ещё твой трепак на мой сифон намотать!

– Э, погоди, у тебя что, сифилис?

– И всего-то два креста. Мне антибиотики колют, бытовым я не заразна. Ну, если только через кровь и слюну… и сам понимаешь что. Но с презиком почти безопасно.

Санитар матерится и отскакивает от кровати. Где-то далеко стук двери. Оба выскакивают из палаты. Входит, судя по шагам, женщина, бормочет: «Хорьки похотливые», и застёгивает ремни на ногах. Однако как у них всё простенько!

Заходит ещё один. Белла открывает глаза. Над ней широкоплечая тётка с худым лицом и маленький толстенький улыбающийся мужчина. Медсестра и врач.

– Здравствуйте, – говорит он.

Стоит ли отвечать? Белла водит взглядом вокруг его лица и бормочет:

– Это льняное масло. От пауков помогает.

– Сознание ещё спутанное, – говорит толстячок и начинает диктовать какие-то латинские названия и цифры.

Врач уходит, медсестра заменяет бутыль на капельнице. Белла задрёмывает.

Очнулась она в другом помещении, с окном, тумбочкой при нормальной кровати и без привязи. Встала, выглянула в окно. Этаж примерно второй и решётки. Дверь не открывается, но над кроватью есть кнопка вызова персонала. Внимательно осматривает потолок и стены. Похоже, что камер наблюдения нет. Ага, ещё одна дверь. Санузел.

Снова ложится и закрывает глаза. Воевать не стоит, сначала разведка, потом попытка побега, а потом бой. Разведка заключается в том, чтобы правды не говорить.

Когда врач обратился к ней на «ты» и по имени, она стала звать его Васюткой. И он сразу перешёл на имя-отчество. Сказал, что её привезли с нервным срывом и отпустить пока не могут. На вопросы отвечала как бог на душу положит, что могла, переврала, о чём не хотела, открестилась незнанием. Резус неизвестен, цикл уменьшила, критические дни сместила, аллергия отсутствует, противозачаточные принимает.

– Но вы же не замужем.

– И не была. Но беременность не из-за штампа в паспорте случается.

Её оставляют в покое, выдают халат и шлёпанцы и разрешают выходить в коридор и даже на улицу. Прогулки ограничены маленьким двором. Вокруг высокие стены, за ними деревья. Никаких звуков транспорта, людских голосов, стука и лязга. Похоже, что лечебница в лесу или в большом парке, разбитом на загончики, каждый на одного психа. Ну, или на отделение, но не все гуляют. Жутко представить, во сколько тётке обходится её ежедневное содержание.

А когда через пару недель её приводят на осмотр к гинекологу, всё становится понятно. Врачиха фальшиво улыбается и говорит, что у неё небольшая эрозия, которую она в следующий раз прижжёт. Ага, понятно. Присадка предстоит.

В палате она усаживается на кровать и застывшим взглядом утыкается в стену. Если бы у неё был враг, стала бы она так изощрённо издеваться над ним? Ну, напустила бы на неё дюжину грязных бомжей, чтобы изнасиловали в особо изощрённой форме. Ну, отрезала бы ей каждый день по пальцу. Зачем беременность? И откуда у Зюкиных такие деньги?

В их отсеке восемь палат, все одиночные, все женские. Семь сокамерниц разной степени вменяемости, но ни с одной общаться не приходилось. Во-первых, потому что персоналом не приветствовалось. Во-вторых, потому что опасно. В-третьих, потому что сама Белла очень неконтактная, чему результат такой: второй месяц как она помещена в психушку, и никто её ни разу не посетил. Не нужна, значит, никому.

Ежедневное хаотичное кружение по коридору, по двору. Дверь в небольшую столовую открыта в определённые часы, видно, в другое время в неё имеют доступ другие пациенты из других отсеков. Как-то она заглянула в сестринскую и бросила взгляд на монитор с каким-то текстовым файлом. Сегодня девятнадцатое, пятьдесят дней со дня похорон Резниковой. И задержка две недели.