Читаем Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь полностью

Сказка «Мойдодыр», например, была осуждена Главсоцвосом за то, что в ней я будто бы оскорбил… трубочистов. С этим приговором вполне согласилась обширная группа тогдашних писателей, в числе двадцати девяти (!) человек, которая так и заявила в «Литературной газете» в «Открытом письме М.Горькому»:

«Нельзя давать детям заучивать наизусть:

А нечистым трубочистамСтыд и срам, стыд и срам!

и в то же время внедрять в их сознание, что работа трубочиста так же важна и почетна, как и всякая другая».

С «Крокодилом» обошлись еще проще: возвестили публично (в газетах и на многолюдных собраниях), будто я изобразил в этой сказке — что бы вы думали? — мятеж генерала Корнилова. То обстоятельство, что «Крокодил» написан годом раньше, чем был поднят мятеж, не отменило этой неправдоподобной легенды.

Запрещение «Крокодила» в 1928 году вызвало протест ленинградских писателей и ученых. В моем архиве сохранилась бумага, обращенная к педагогической Комиссии ГУСа (Государственного ученого совета). Среди подписавших протест — Алексей Толстой, Константин Федин, Юрий Тынянов, С.Маршак, Михаил Зощенко, Ник. Тихонов, Лидия Сейфуллина, Вячеслав Шишков, академики Евгений Тарле, Сергей Ольденбург, шлиссельбуржец Николай Александрович Морозов и многие другие. Под влиянием этого протеста было дано разрешение «издать книгу небольшим тиражом», но через несколько месяцев разрешение было взято назад, несмотря даже на вмешательство Горького. А люди, подписавшие эту бумагу, были названы «группой Чуковского».

Впрочем, «Крокодил» был счастливчиком по сравнению с «Мухой цокотухой», от которой не раз и не два спасали советских детей.

Раньше всего на том основании, что Муха (по остроумной догадке все той же Комиссии ГУСа) — «переодетая принцесса», а Комар — «переодетый принц».

В другой раз — за то, что в нее «было протаскано» мною такое двустишие:

А жуки рогатые,Мужики богатые,

а это, по мнению Комиссии, свидетельствует, что я выражаю сочувствие кулацким элементам деревни.

В третий раз злополучная «Муха» подверглась осуждению за то, что она будто бы подрывает веру детей в торжество коллектива…

Конечно, я счастлив, что в настоящее время я могу благодушно смеяться над такими шедеврами критической мысли. А тогда, признаться, было совсем не до смеха.

Точно так же не вызвало во мне особенной радости такое официальное письмо, которое я получил от заведующей детской секции ленинградского Госиздата:

«Брать под защиту и требовать переиздания ваших прежних книг („Телефон“, „Тараканище“, „Айболит“, „Крокодил“) мы, как вы сами понимаете, не можем, так как в настоящее время детям нужна, конечно, другая пища: Комиссия Главсоцвоса разрешает только „Мойдодыра“ (но требует выбросить „трубочистов“)» и т. д.

Тогда же в Москве состоялся диспут о детской книге. Об этом диспуте писатель Д.Кальм дал отчет в «Литературной газете» под таким заглавием: «Оградим нашего ребенка от классово-чуждых влияний!» Там с величайшим сочувствием сказано о выступлении одного из руководящих работников ГИЗа:

«Тов. Разин заявил, что основной опасностью нашей детской литературы является чуковщина».

Один из тогдашних журналов напечатал целую статью «О чуковщине», посвященную книге «От двух до пяти» (которая именовалась тогда «Маленькие дети»).

В статье без всяких обиняков говорилось:

«Мы должны взять под обстрел Чуковского и его группу…», «С идеологией Чуковского и его группы мы должны и будем бороться» и т. д., и т. д., и т. д..[79]

Другой журнал через несколько месяцев так и озаглавил свое выступление: «Мы призываем к борьбе с „чуковщиной“».

«Мойдодыр», говорилось в журнале, «развивает суеверие и страхи», «Муха цокотуха» «восхваляет кулацкое накопление», а «Тараканище» и «Крокодил» «дают неправильное представление о мире животных и насекомых». Вследствие всего этого в той же статье родителям и воспитателям было предложено: а) не читать этих книг детям; б) протестовать против их издания; в) призвать детские сады города Москвы и других городов присоединиться к этому протесту и т. д., и т. д., и т. п..[80]

К счастью, все это далеко позади, но не следует думать, что в позднейшие годы, когда «антисказочной кампании» был положен конец, разные добровольцы перестали спасать от меня малышей.

Когда я дерзнул, например, обнародовать свои переводы народных английских стихов для детей, в печати появилась такая рецензия Т.Чугунова:

«Это формалистическое кривлянье и рифмованное сюсюканье Чуковского, закрепляя неправильности языка, встречающиеся у детей, мешает развитию их речи… Детиздату должно быть стыдно (так и сказано: „должно быть стыдно“) от того, что он выпускает такие недоброкачественные книжки, как „Котауси-Мауси“».

Лишь к концу пятидесятых годов, когда духовная жизнь страны вышла на новые рельсы, детям удалось отстоять свое право на волшебную сказку. А в тот период, о котором я сейчас говорил, в период Пролеткульта и РАППа, между малым ребенком и сказкой все еще стояли десятки преград.

<p>II. «АКУЛОВ НЕ БЫВАЕТ!»</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги