– Что за невероятное насилие в твоих мыслях? – сказал он. – Никто ничего не может замышлять против безопасности и здоровья
Хенаро, например, намеренно пошел на риск, встречаясь с тобой. Однако ты не можешь сделать ничего, что угрожало бы его здоровью или безопасности. В противном случае его
Мы помолчали. Солнце почти коснулось верхушек густых высоких кустов с западной стороны дома. До захода солнца еще оставалось около двух часов.
– Почему бы тебе не позвать Хенаро? – спросил дон Хуан как бы невзначай.
Мое тело подпрыгнуло. Первым моим побуждением было бросить все и бежать к машине. Дон Хуан расхохотался. Я сказал ему, что не нуждаюсь в том, чтобы доказывать что-либо самому себе, и что я вполне удовлетворен тем, что разговариваю с ним. Дон Хуан никак не мог перестать смеяться. Наконец он сказал, что это позор, что дон Хенаро не сможет насладиться такой великолепной сценой.
– Видишь ли, если тебе неинтересно позвать Хенаро, то мне интересно, – сказал он решительным тоном. – Мне нравится его компания.
У меня появился ужасно кислый привкус во рту. Лицо покрылось испариной. Я хотел что-нибудь сказать, но сказать мне было, в сущности, нечего.
Дон Хуан бросил на меня долгий изучающий взгляд.
– Давай, – сказал он. – Воин всегда готов. Быть воином – это значит просто желать им быть. Это скорее бесконечная битва, которая будет длиться до последнего момента. Никто не рождается воином. Точно так же никто не рождается разумным существом. Мы сами себя делаем тем и другим. Подтянись, я не хочу, чтобы Хенаро видел тебя таким дрожащим. Он поднялся и прошелся взад и вперед по чистому полу веранды. Моя нервозность была настолько интенсивной, что я не мог больше писать и вскочил на ноги.
Дон Хуан заставил меня бежать на месте, обратясь лицом к западу. Он уже заставлял меня проделывать это ранее в различных обстоятельствах. Сутью этого бега было извлечь силу из сгущающихся сумерек. Подняв руки кверху с расставленными веером пальцами, надо было с силой сжать их, когда руки находились в средней точке между горизонтом и зенитом.
Упражнение подействовало, я почти сразу же успокоился и собрался. Я не мог не удивляться тому, что случилось со старым «мной», который никогда раньше не мог расслабиться, выполняя эти движения, казавшиеся столь простыми и идиотскими.
Я хотел сконцентрировать внимание на той процедуре, которой дон Хуан, без сомнения, воспользуется для вызова дона Хенаро. Я предвидел кое-какие невероятные действия. Но дон Хуан встал на краю веранды, приложил руки ко рту и закричал: «Хенаро! Иди сюда!»
Через секунду дон Хенаро вышел из чапараля. Оба они сияли. Они практически танцевали передо мной. Дон Хенаро приветливо поздоровался со мной, а затем уселся на молочный бидон.
Со мной было что-то не так. Я не был озадачен, был как будто спокоен, но какое-то невероятное состояние безразличия и оцепенения охватило меня. Казалось, я наблюдал за сценой со стороны. Без всяких церемоний я стал рассказывать дону Хенаро, что за время своего последнего визита он напугал меня чуть ли не до смерти и что даже во время моих опытов с психотропными растениями я не бывал в состоянии такого полного хаоса. Оба они приветствовали мои заявления, как будто я делал их специально для того, чтобы их рассмешить. Я засмеялся вместе с ними.
Они смеялись над моим ошеломленным видом, тыча в меня пальцами и подшучивая, как над пьяным.
Что-то во мне отчаянно боролось, пытаясь превратить все это в знакомую ситуацию. Мне явно
В конце концов, плеснув мне в лицо водой, дон Хуан велел сесть и записывать. Он в очередной раз повторил, что если я не буду писать, то умру. Действительно, стоило мне записать первые несколько слов, как я начал приходить в себя. Казалось, что-то вновь становилось кристально ясным. Что-то, мгновение назад бывшее мутным и немым.
Я пришел в себя, и ко мне вернулись все мои обычные страхи. Как ни странно, меня это устраивало больше, чем не быть испуганным. Узнаваемость моих прежних реакций, даже не слишком приятных, была восхитительным лекарством.
Наконец до меня дошло, что дон Хенаро просто вышел из чапараля. На этот раз я решил отказаться от анализа и ни о чем не спрашивать, а просто быть молчаливым свидетелем.
– Хенаро прибыл вновь только ради тебя, – сказал дон Хуан.
Дон Хенаро сидел на старом молочном бидоне, прислонившись спиной к стене. Он изображал всадника, покачиваясь и держа перед собой воображаемую уздечку.
– Это правда, Карлитос, – сказал он и «придержал лошадь».