Сказки и мифы народов Филиппин

Сборник Р. Л. Рыбкина заключает в себе произведения повествокательного фольклора девятнадцати народностей, представляющих три основные группы более чем сорокамиллионного населения Филиппин, за исключением самой малочисленной, едва насчитывающей 40 тысяч человек группы — негрито[1]. Остальные три группы также неравны в численном отношении. Более 90% жителей архипелага принадлежат к обращенным в христанство уже в XVII в. народам равнин — висайя, тагалам, илоканам, биколам, нангасинанам, иамнанго, ибанагам, самбалам. Эти и только эти народы еще сравнительно недавно удостаивались названия филиппинцев в отличие от двух остальных близких им в этническом и языковом отношении и примерно равновеликих групп, а именно сохранивших верность своим языческим культам канканаи и набалои, ифугао, букиднонов, манобо, бонтоков, мандайя и калинга и других земледельческих горных племен, а также от свободолюбивых м о р о — исламизированных народностей юга Филиппин (сулусамаль, магинданао, ланао и др.), 300 лет успешно отстаивавших свою суверенность от испанцев, а ныне настойчиво добивающихся фактического уравнения в правах с христианизированным большинством [2, 56 — 64; 8, 641 — 643; 20, 228 — 229 и др.[2]].

Естественно, что в своей попытке представить на суд читателя лучшие образцы филиппинского фольклора составитель столкнулся с фольклорными публикациями самого разного свойства, причем круг его источников оказался ограничен преимущественно фондами московских библиотек, во многих отношениях неполными. К лучшим из публикаций, привлеченных при составлении сборника, следует отнести произведения устного народного творчества тингианов, зафиксированные в 1907 — 1908 гг. Коулом [см. 30], который шестнадцать месяцев прожил среди этого маленького (около 6 тысяч человек) народа северо-западного Лусона. Записанные публикатором преимущественно на языке оригинала на слух, а потом тщательно переведенные на английский язык, сказания тингианов и при вторичном переводе сохраняют свою силу и выразительность.

Публикациям Коула уступает в экспрессивности, но не в полноте, также привлеченный Р. Л. Рыбкиным сборник фольклорных текстов набалои, опубликованный как на языке оригинала, так и в английских переводах Моссом, который прожил среди набалои, на Северном Лусоне, около тринадцати лет [см. 58].

Иным методом записи фольклорных текстов пользовался Фэнслер, книга которого [см. 38] послужила для Р. Л. Рыбкина основным источником по фольклору равнинных народов Филиппин. В соответствии с этим методом, применявшимся многими американскими собирателями фольклорных текстов и уязвимым для критики [см., например, 14, 17], фольклорные тексты записывались не непосредственно собирателем на языке оригинала, а соответствующим образом проинструктированными информантами, фиксировавшими их сразу на английском языке. Нечего и говорить, что в этих английских пересказах, как правило, нет и следа присутствовавших, вероятно, в филиппинских сказках "обрядности", словесной орнаментации, передача которых на иностранный язык требовала бы от информанта специальной переводческой квалификации. Однако для Фэнслера наиболее важной представлялась, видимо, сюжетика сказок [см. 38, XVII], и нельзя не признать, что именно избранный метод помог этому энтузиасту составить за довольно короткий срок (1908 — 1914 гг.) представительный сборник. По существу, тем же методом пользовалась филиппинская фольклористка Мария Делия Коронель [33], книга которой также использована Р. Л. Рыбкиным. Разница заключалась лишь в том, что Коронель стенографировала тексты, которые рассказывались ей по-английски.

Третья группа источников, привлеченная составителем — разного рода филиппинские хрестоматии и популярный еженедельник "Багонг Бухай", в 1956 — 1958 гг. из номера в номер публиковавший сказки и предания. Хотя эти тексты и тагалоязычные, часть из них представляет собой тагальские переводы с языков иных народностей Филиппин[3]. Уже самая артибуция этих, как правило, недокументированных текстов представляет собой проблему и таит в себе немалые опасности[4]. К тому же большинство текстов, относящихся к третьей группе источников, оказывается или адаптированными, или подвергнутыми явной литературной правке, которая, по справедливому, как представляется, суждению В. Я. Проппа, недопустима, если речь идет об издании памятников народного творчества [15, 205]. Наконец, нельзя не понять стремления представить в сборнике как можно больше сказок и легенд на "главном" государственном языке Филиппин, однако следует иметь в ввиду отмечаемую одним из ведущих филиппинских фольклористов, Арсенио Мануэлем, сравнительную бедность тагальского фольклора (компенсируемую богатством тагальской литературы [см. 38, XIV]).