– Знай также, – продолжала ведьма, – что, если ты примешь человеческий образ, тебе уже не быть русалкой никогда. Ты больше не сможешь спускаться к сёстрам и во дворец отца. И если принц не полюбит тебя так, что ради тебя забудет отца и мать, если он не прилепится к тебе душой и телом и не попросит священника соединить ваши руки, чтобы вам стать мужем и женой, – ты не обретёшь бессмертной души. Если же он возьмёт в жёны другую, то на первой же заре после их брака сердце твоё разорвётся на части и ты превратишься в морскую пену.
– Пусть! – проговорила русалочка и побледнела как смерть.
– Кроме того, ты должна заплатить мне за помощь! – сказала ведьма. – А я возьму недёшево. Здесь, на дне морском, ни у кого нет голоса красивее твоего, и им ты надеешься обворожить принца – но ты должна отдать свой голос мне. За свой драгоценный напиток я возьму самое лучшее, что у тебя есть: я ведь должна приправить этот напиток своей собственной кровью, для того чтобы он стал острый, как лезвие меча!
– Если ты возьмёшь мой голос, что же у меня останется? – спросила русалочка.
– Твоё прелестное лицо, твоя скользящая походка и твои говорящие глаза – этого вполне достаточно, чтобы покорить человеческое сердце. Ну, полно, не бойся: ты высунешь язычок, а я его отрежу в уплату за волшебный напиток.
– Пусть будет так! – сказала русалочка.
И ведьма поставила на огонь котёл, чтобы сварить питьё.
– Чистота – лучшая красота! – сказала она и обтёрла котёл связкой живых ужей, потом расцарапала себе грудь, и чёрная кровь закапала в котёл, над которым вскоре заклубился пар, принимавший столь причудливые формы, что страшно было смотреть на него. Ведьма поминутно бросала в котёл всё новые и новые снадобья; и когда питьё закипело, послышались звуки, похожие на плач крокодила. Наконец зелье сварилось; на вид оно казалось прозрачной водой.
– На, бери! – буркнула ведьма, отдавая его русалочке, которая не могла больше ни петь, ни говорить.
– Если полипы захотят тебя схватить, когда ты поплывёшь назад моим лесом, – сказала ведьма, – брызни на них только одну каплю этого питья, и их руки и пальцы разлетятся на тысячи кусков.
Но русалочке это не понадобилось: полипы с ужасом отворачивались, едва завидев напиток, сверкавший в её руках, как яркая звезда. Быстро проплыла она по лесу, миновала болотистую низину и бурлящие водовороты.
Но вот и отцовский дворец; огни в большом зале были потушены: вероятно, все уже спали. Русалочка не посмела войти во дворец – ведь она была немая и собиралась навеки покинуть отчий дом. Сердце её было готово разорваться от тоски и печали. Она проскользнула в сад и, сорвав по цветку с клумбы каждой своей сестры, послала родным тысячу воздушных поцелуев, потом стала подниматься наверх сквозь толщу тёмно-голубой воды.
Солнце ещё не вставало, когда она увидела перед собой дворец принца и присела на нижнюю ступеньку великолепной мраморной лестницы, озарённой волшебным голубым сиянием месяца. Русалочка выпила огненный, острый напиток, и ей показалось, что её нежное тело пронзил обоюдоострый меч; она потеряла сознание и упала замертво. Очнулась она, когда над морем уже сияло солнце, и сразу ощутила жгучую боль; зато перед ней стоял юный красавец принц и смотрел на неё своими чёрными как уголь глазами. Русалочка потупилась и увидела, что вместо рыбьего хвоста у неё теперь выросли две восхитительные белые ножки, маленькие, как у девочки. Но она была совсем нагая и поскорее закуталась в свои длинные густые волосы. Принц спросил, кто она такая и как сюда попала, но она только грустно и кротко смотрела на него своими тёмно-голубыми глазами – говорить она не могла. Тогда он взял её за руку и повёл во дворец. Ведьма сказала правду: с каждым шагом русалочке чудилось, будто она наступает на иглы или острые ножи; но она терпеливо переносила боль и шла рука об руку с принцем, лёгкая, светлая, как мыльный пузырёк; принц и все окружающие не могли надивиться на её прелестную скользящую походку.
Русалочку нарядили в дорогие муслиновые и шёлковые платья, и она стала первой красавицей при дворе, но по-прежнему оставалась немой – не могла ни петь, ни говорить. Однажды красивые рабыни, все в шелку и золоте, предстали перед принцем и его царственными родителями и запели песню. Одна рабыня пела особенно хорошо, и принц хлопал в ладоши и улыбался ей. Русалочке стало очень грустно, ведь когда-то и она могла петь, и пела гораздо лучше! «Ах, если бы он только знал, что я навсегда рассталась со своим голосом для того, чтобы вечно быть возле него, моего любимого!» – думала она.
Потом рабыни стали танцевать под звуки чарующей музыки. Тут и русалочка подняла свои хорошенькие белые ручки, встала на цыпочки и понеслась в лёгком воздушном танце – так не танцевал ещё никто. Каждое движение подчёркивало её красоту, а русалочьи глаза говорили сердцу больше, чем пение рабынь.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги