Сказки для взрослых девочек

Вера лежала, едва не плача. Ей было плохо и хорошо одновременно. Казалось, в том, что случилось была ее вина! Словно она только что сделала то, о чем будет жалеть до конца своих дней. Но, тем не менее, ей не хотелось выпускать его. Она, только что ненавидящая этого мужчину, теперь была готова отдаться ему так, как он пожелает. Его член все еще был внутри, когда в дырочку по соседству проникли пальцы. На этот раз смазки было так много, что они скользнули внутрь, не причинив дискомфорт. Напротив, это двойное проникновение пригвоздило ее тело к постели. Она замерла, зная наверняка, что больно не будет.

Он осторожно извлек напряженный фаллос, чтобы ненароком не кончить в нее раньше времени. Затем направил член в розовеющее устье чуть выше. Оно, словно трепетало в ожидании. Сначала головка, а потом и ствол исчезли внутри отверстия. Девушка издала стон, и он наклонился вперед.

– Тебе больно? – с тревогой спросил мужчина, убирая золотистые пряди волос с ее лица.

Вера покачала головой. Тогда он накрыл ее тело своим, удерживая себя на локтях, боясь раздавить ее. Ладонь скользнула к груди, ощущая твердость упругих сосков. Всего лишь пару движений спустя все его существо скрутило мучительно-сладкой судорогой. Словно кто-то спустил курок, всадив в него чередом всю обойму.

Глава 5

Разбуженная лучами солнца, сиявшими за окном, и запахом еды, Верка открыла глаза и блаженно потянулась на кровати. Затем, с удивлением обнаружила, что веревок больше нет. Вспомнила ночной инцидент и краска залила сонное личико девушки. Кроме всего, она лежала в кровати голой, заботливо прикрытая одеялом.

– Доброе утро, Дюймовочка! – услышала совсем рядом его голос.

Примостившись на корточках у миниатюрной газовой плитки, он виртуозно покручивал на ней маленькую сковороду. Там скворчало, издавая приятный аромат, исходило дымком и вызывало неуемное слюноотделение что-то очень вкусное. Верка сглотнула и облизнула губы.

– Умывайся, вот-вот будет завтрак! – он широко улыбнулся.

Она привела себя в порядок: освежила лицо родниковой водой, собрала хвост из тяжелых пшеничных волос, и вернулась в комнату. На столе, кроме тарелок с глазуньей, был белый хлеб, порезанный большими разлапистыми ломтями. Румяные краснощекие яблоки, и горячий черный чай.

– Где ты берешь еду? – Вера смотрела на скромное застолье с плохо скрываемым восторгом.

– Как где? – удивился он, – В подвале. Пока сударыня изволят спать.

Он сидел на стуле с голым торсом, поджав под себя одну ногу. Так свободно и раскрепощено, словно они уже много лет завтракают вместе. Вера тоже почувствовала себя свободнее, скованность отступила и на широкое деревянное сиденье она уселась по-турецки, как обычно делала дома.

– Искупаемся? – подмигнул он.

– Не знаю, – Верка бросила в рот последний кусочек белого хлеба, которым дочиста вымазала свою тарелку, – боюсь, что не смогу идти. Я так объелась.

– Тогда я тебя понесу! – он схватил ее со стула, поддерживая одной рукою за ягодицы, а второй – обнимая спину, и словно пушинку, вынес из домика, не успела Верка сказать и слова.

Вода в озере уже чуть прогретая солнцем, освежала и холодила кожу. Но даже этой прохлады не хватало, чтобы погасить возникший в ее теле жар. Когда их нагота, просвечивая сквозь толщу воды, сливалась в экстазе порывистых касаний. Он приподнял ее и закружил над головой. Верка уперлась ему в плечи, ощущая свою уязвимость теперь совершенно иначе. Он погрузил пальцы в ее волосы, откинул голову назад и прижался горячим ртом к ее губам. Верка обмякла в его руках, обвила ногами крепкий торс мужчины, ощущая, как растет его возбуждение. Не выпуская из объятий, он вынес на берег свою драгоценную ношу и уложил на старое одеяло.

Он целовал, ласкал, покусывал губы девушки. Каждое касание было преисполнено такой жаждой любви. Словно за одно мгновение он хотел восполнить дефицит всей жизни. До одури хотелось послать все к черту, остаться с ней здесь. А дальше, будь что будет… «Да кто я такой?», – в отчаянной злобе думал он, – «Потерянный человек, дерьма кусок, что лежит на дороге и воняет. А все обходят стороной, наступить боятся. Но она… эта девочка с фарфоровой кожей… невесомое, небесное создание… Утащить ее следом, обречь на верную смерть! Я-то выживу, не впервой, с моей дерюжною личиной! А она… она разобьется вдребезги», – перечил внутренний голос. Он сорвал колосок, провел вдоль шеи, повторяя нежные изгибы женского тела, опустился к груди, пощекотал пушистыми кончиком соски. Она по-девичьи рассмеялась и повернула к нему лицо. Он поймал взгляд ее огромных глазах, как это небо над головой. Колосок продолжил свой путь вниз, повторяя очертания плоского животика, скользнул между сомкнутых бедер.