Сказки детского Леса

Солнце ниспадало на плечи воздушным теплом, и Алёша развернулся глазами к солнцу. В стороне от глаз задрожал горизонт. Лёгкая дрожащая зыбь билась по всей его бескрайней ширине и казалось дрожит сам горизонт.

Горизонт не дрожал. Дрожала земля. Малая, чёрная, ручная совсем как игрушечная, змейка выбежала вскользь из-за горизонта, и понеслась по земле, ширясь и вырастая в считанные мгновения до больших и серьёзных размеров.

Трещина делала в земле бездонную пропасть, трещина делила мир земли пополам на огромные скалы с дном огня, но трещина для Алёши оставалась всё той же маленькой змейкой, что и в начале своего пути из-за горизонта и поэтому, когда трещина-змейка прильнула к его ногам, он не стал уходить просто так. Он свился в свирепо-сильный огромный клубок великого, чёрного змея и ушёл всем сильным телом своим в бездонную пропасть-расщелину. Подземный огонь был не стар.

Подземный огонь был молод и свеж в своих силах, и живые пластины Алёшиной кожи внимали юный огонь. Боли не было, потому что он теперь был узкой молнией скользящей в недрах разверзнувшейся земли. Земля билась в трепете и судорогах великого землетрясения, а молния огненноносного змея уходила всё вглубь, вглубь и вглубь…

***

– Гаргей – змей? – спросил Алёша утром, потом, когда проснулся.

– Нет. Скорее он лев, – сказал маленький принц. – Но никто не сможет этого определить до конца. Он слишком велик и могуч.

От солнца всё уже было тепло, и маленький принц сказал:

– Сегодня или завтра мы добудем его!

Днём стало очень тепло. Совсем. Охота шла по выжженной солнцем степи, и деревьев не было больше почти, и кустов. Трава сочная ещё утром в начале пути теперь была всё больше и больше пожухлой и тёмной от безводной тоски. И люди перестали почти совсем пить, чтобы не тратить силы и воду до привала.

Солнышко покраснело от жалости к людям и ушло в ночь. Остался костёр. Лёгкий степной ветер качал тишину ночи, и где-то далеко смотрели как вой на луну волки. Горизонт был кругом. И не было горизонта совсем видно никому.

– Где Гаргей? – спросил Алёша. – Везде?

– Может быть, – сказал маленький принц. – Он не в нас.

– Может быть не проснусь, – сказал Алёша ему. – Не поминайте лихом тогда…

– Хорошо… – тихо сказал маленький принц. – Но ты проснись!…

«Где Чернушка? Ваш первый министр? Он где? Его очень надо с нами! Сейчас!…», Алёша вспомнил что надо. Спросить. Но было поздно уже. Вокруг обрывками серого тумана стелился уж сон и Алёша, задыхаясь во сне, застонал…

***

Алёша проснулся в безжалостно белой спальной комнате. Пансионат наполняла какая-то до безысходного ощутимая тишина. И белый свет. Белый свет тоже был ощутим почти на ощупь не говоря уже о других окружавших Алёшу предметах. О предметы окружающего мира наталкивались и больно бились о взгляд глаза. Алёша поднялся с постели и почувствовал, как трудно будет пройти между рядами ровно выстроенных застеленных белым светом кроватей. Он вышел в проход между кроватями, вспомнил и сел на подкосившиеся от памяти ноги. Он обернулся ещё немного в сторону цельной стены, на которой не было, никогда не могло быть и никогда не будет даже тени чёрной двери и почти рухнул, как стоял. Откуда-то со всех сторон бежали на помощь ему люди, кто-то пытался сотворить хоть какой-нибудь звук в пронзительной тишине, а Алёша отчаянно цеплялся глазами за несуществующий в дневных лучах чёрный проём и забывал, забывал, забывал…

Память играла в злую над ним и скоро он стал хороший совсем. Не падал больше, ходил. А все добрые были, наверное, и старались не напоминать. Он хорошо учился и рос. Иногда смотрел на куриц во дворе и думал «курицы». Иногда смотрел на небо и думал «небо». Но больше всего он никуда не смотрел и ничего не думал. И умел говорить и понимать. Он долго так жил. Три дня.

А потом он понял, что сон. Понял сразу. Совсем. Потому что события проистекали не по его доброй воле, а приходили словно чужие. А предметы были колкие и непроходимые почти. От них было только больно и совсем не смешно.

Надо было проснуться, а как… Он смотрел ночами на серую стену – там чёрной двери не было… Там вообще очень мало, что было, во сне… Всё уходило, стиралось из памяти чуть ли не быстрее, чем появлялось… Алёша напрочь забыл… как просыпаться и что же не сон… как? куда?… билось внутри глубоко, а он даже не мог выразить это в мысль… Он прилежно ходил на уроки, он прилежно учил их и спал… спал, спал, спал… и ночью и днём и всегда… Не хватало серьёзного чего-то и Алёша не раз проходя мимо птичьего домика с белыми курочками думал о том, что здесь ведь… где-то здесь… очень важное… и понимал, что оно не возьмётся теперь само, как бралось неизвестно откуда когда-то… и самое главное – что???… Алёша болел весь внутри… но не нарушал тиши дня…