Она снова ощутила его запах. Она снова ощутила тугую, бьющую над ней плоть – волю мышц, покоряющих небо, обжигающее тепло огромного, давящего на нее мужчины, свист ветра:
– Я приду к тебе! Я приду тогда, когда ты станешь моим спасением! Ты готова?
– Да!.. Да!..
Она сидела на балконе, удивляясь тому, что на безоблачном – еще час назад небе – не видно звезд. На город опустились тучи? Странно: это выглядело совершенно иначе, так, будто чье-то гигантское крыло накрыло светящийся вечерними огнями мегаполис. Небо было черным – ни туч, ни звезд. Из кухни доносились звуки музыки и пьяные мужские голоса. Звон рюмок, очередное обсуждение – сперва политика, потом бизнес, затем, по мере наливания коняком, они, безусловно, начнут рассуждать об отношениях Леннона и Оно, а чуть позже, помянув покойника Заппу, станут восторгаться творениями Гауди. Она не была в Испании. Она вообще нигде не была, ее не удивляли пирамиды, минареты и эта, как ее там, все уши уже прожужжали, «саграда фамилия»… ехать еще к черту на рога, чтобы полюбоваться каким-то идиотским собором! Она смотрела его на видео, и он не произвел на нее ни малейшего впечатления.
Опять взрыв хохота, шаги, чей-то ехидный голос: «Господин старшина первой статьи, как рядовой необученный – докладываю: такси у подъзда, а нам пора это вот… валить.» Ах, ну да, он же служил в морской пехоте, на Дальнем… как он этим гордится! Раз он вытащил ее на охоту. Лес, камуфляж, друзья – всем слегка за тридцать, у большинства ученые степени: социология, экономика… некоторые прошли через Кавказ. Они выперлись на какое-то глухое лесное озерцо, расчехлили удочки. Карась: огромный, жирный – он осторожно снимает его с крючка, машет над головой и бросает далеко в воду. Хохот. Вертикальный «Зауэр» сороковых годов – целое состояние – валяется на песке. Сервиз, вынутый из рюкзака, и расколоченный в воздухе. «Дура, зачем ты взяла эти резиновые перчатки? Зайца обдирать? Какого зайца? Идиотка! Разве солдат станет стрелять в живое?»
Руки. Руки на руле. Рука, спокойно лежащая на кулисе. Обручальное кольцо, на мизинце – узкий перстень с рубином. Рука, управляющая чейнджером с компактами. Правая нога. «Спешить? Куда, в морг? Успеем.»
Светящаяся стрелка спидометра, намертво прилипшая к цифре 60. Левая рука держит сигару, потом она плавно переползает на руль. Она держит его на двенадцати часах. «Не делай так, малыш. Мне можно – а тебе пока не стоит.» Острые скулы. Высокий, подтянутый – всегда. Водит машину, стреляет из пулемета, может сделать укол – совсем не больно. Плачет, когда больно мне – было… она всхлипнула. В это момент хлопнула дверь, и по коридору едва слышно зашуршали шаги мужа.
– Комары поедят, – услышала она за спиной его голос – хриплый от выпитого. – Давай, вылазь с балкона.
Он был полуголый – джинсы и тапочки. Мягко щелкнул выключатель ночника.
– Я купил себе статью, – из-за спины вдруг появился большой пистолет, – Ленька провалил… он копаный, чистый. Смотри, лапа какая – «Кольт», армейский, 11, 43, слона за борт вынесет.
Узкая рука без усилия продернула затвор. Он явно любовался покупкой, ему не терпелось опробовать ее в действии. Боевой пистолет! ее шатнуло. Ружей в доме было более чем достаточно, но такого он еще не приносил. Он был доволен собой. Пистолет бесшумно лег под вторую подушку. С шорохом сползли на пол джинсы.
– Давненько я уже не был со своей женушкой.
Она вздохнула. Возможно, сегодня он будет похож на мужчину…
– Ты уверен, что он не выстрелит?
– Я так похож на идиота?
Он был отвратителен. Легкие касания пальцев, теплые, чуть влажноватые губы, скользящие по ее телу, невозможность ощутить хотя бы это, сухое, пропахшее табаком и одеколоном тело – она уснула, провалилась во тьму, мечтая отделаться от него раз и навсегда, страдая от невозможности этого – едва не со слезами, но рыдать она себе не позволяла. Рассвет осторожно прокрался в спальню через незапертый балкон.
Она открыла глаза. На перилах сидел крылатый. Не тот желтоглазый, а – мощнее, узкая борода свисала до самой груди. Ветер заносил в комнату его характерный аромат, запах человека, преодолевшего немалое расстояние, отразившееся на нем потом и солью.
– Он ждет тебя, – услышала она.
Одеяло полетело на пол. Она встала, потянулась, с торжеством посмотрела на скрючившуюся на простыне фигуру мужа – жалкую, младенчески беззащитную, – и шагнула к балкону. В темно-синем рассветном небе кружила черная точка.
Муж неожиданно зашевелился. Его серые глаза настороженно стрельнули по комнате.
– Гос-споди… – прошептал он. – Господи боже мой!..
Правая рука скользнула под подушку.
– Уйди! – от крика, казалось, зазвенели стекла балконной двери. – Уйди, на хр-рр!..
Крылатый выпрямился, но времени у него уже не было: первая пуля – тяжеленная, тупорылая пуля одного из самых жутких пистолетов этого мира – ударила его в грудь… крылатый не успел упасть, как вторая разнесла ему череп, и она, стоявшая на пороге балкона, оказалась обрызгана мерзкой желто-кровавой массой.