Сказка об уроде

— Теперь-то разницы никакой, — Лена смотрела на него с любопытством, которое Антону совсем не понравилось. — Но днём раньше была разница. Я бы не хотела, чтобы отцом моего ребёнка был… такой человек.

Антона словно стукнули тюком с мукой по голове. Он открыл рот, чтобы достойно ответить на эту тираду, но не нашёл нужных слов. «Такой человек». Как много презрения и разочарования можно вложить в два слова… Он почувствовал, как пересыхает горло, свет в комнате меркнет, и он остаётся один.

— Думай, что хочешь, — выдавил он из себя. — Я не наркоман.

Пауза, которая настала после этого, могла бы затянуться, если бы не Мари, которая стала ожесточённо водить ручкой по воздуху, явно требуя бумаги. Лена сунула в руки девушки чистый лист. Мари написала на нём совсем мало слов и вернула Лене.

— Она пишет, что чувствует запах, — сказала Лена. — Запах того кошмара. И он становится сильнее.

— У неё нет носа, чтобы чувствовать запахи.

— Что она, чёрт возьми, имеет в виду? — встревожилась Лена. — Я никакого запаха не чувствую…

Антон втянул носом воздух и тоже не уловил ничего необычного. Может, Мари уже не может различать природу своих ощущений, и имеет в виду что-то другое? У неё остались уши — значит, речь могла идти о необычном звуке. Антон напряг слух, но и в этом плане всё было спокойно. Мари же буквально ёрзала на диване, и нельзя было втолковать напуганной девушке, что её страхи беспочвенны.

— Порошок, — вдруг произнесла Лена.

— Что?

— Твой пресловутый грибной порошок. Я видела, как ты положил тот пакетик в карман.

— При чём тут… — Антон остановился. — Ты думаешь, она имеет в виду это?

Он выудил пакетик из кармана и положил на раскрытую ладонь. Мари инстинктивно отодвинулась на дальнюю сторону дивана и обхватила колени руками. Девушка была близка к истерике. Лена осторожно положила ладонь ей на плечо.

— Убери эту мерзость, — отрезала она, не глядя на Антона.

Он спрятал пакетик на верхней полке шкафа для посуды в кухне, потом помыл руки над раковиной. Кожа ладони будто бы зудела там, где он прикасался к пакетику. Глупость, конечно…

«Запах того кошмара. И он становится сильнее».

Вернувшись в гостиную, Антон увидел, что Мари что-то пишет, положив бумагу на колени, а Лена по-дружески держит её за свободную руку.

— Она спрашивает, выбросил ли ты порошок, — сказала Лена, вглядываясь в неровные строки.

— Зачем? Я не собираюсь больше принимать его, но если дело дойдёт до полиции или больницы, то порошок — единственное доказательство того, что мы не чокнутые.

— «Мы»? Речь уже идёт о «нас»? — Лена приподняла брови.

— Ты же не собираешься убежать, оставив меня с ней? — Антон кивнул на пустое лицо Мари. — Извини, Лена. Я не хотел тебя втягивать в это… но если бы она хотя бы русский язык знала! Без твоей помощи мне не справиться.

— Что собираешься делать? Будешь держать её тут у себя, как домашнего питомца?

— Нет, я… то есть, конечно, я бы не хотел… — Антон присел на краешек дивана и зажал виски ладонями. — Боже, я не знаю, что делать. Совсем запутался.

Лена сказала что-то на финском. Мари кивнула, тревожно сплетённые пальцы её рук разжались, а сама она откинулась на спинку дивана.

— Я сказала ей, что ты избавился от него, — Лена смотрела Антону в глаза. — Я соврала ей.

— Это правильно. Иначе бы она не успокоилась.

— Бог ты мой, ты что, совсем ничего не соображаешь? Эта бедная девушка была где-то, и там ей вырезали лицо! Мы должны прислушиваться к её словам, что бы она ни говорила. Если она чувствует, что от грибов исходит опасность…

— Она так не сказала, — перебил Антон.

Лена поднялась с места:

— Вот что, любезный. Час уже поздний. Мне пора домой, отвези меня обратно.

— И что же мне с этим делать? — безнадёжно воскликнул он.

— Я вижу, что ты ничего не хочешь с этим делать. Честно говоря, мне порядком надоело слышать твои причитания, — Лена подобрала сумочку, лежащую у ножки дивана. — Надеюсь, завтра ты станешь немного умнее и отвезёшь её в больницу. Я сделала всё, что могла. Бедняжке, видимо, больше рассказывать нечего.

Она что-то ободряюще сказала Мари, и та опять кивнула. Будь у неё рот, наверное, попыталась бы улыбнуться. Во всяком случае, девушка выглядела повеселевшей, насколько это слово вообще можно было применить к человеку, находящемуся в её положении.

Лена повернулась к Антону:

— Сказала ей, что вернусь завтра. И я действительно вернусь. Как бы там ни было, я не собираюсь оставлять её одну вот так. А ты обдумай всё хорошенько за ночь, прошу тебя. Оттого, что ты будешь ходить кругами по своей квартире и плакаться мне в жилетку, ничего не решится.

— Забыла только добавить: «Будь мужчиной хоть раз в жизни», — уязвлённо отозвался Антон. Слова Лены были вдвойне больней, потому что он понимал, что они совершенно справедливы.

Лена не улыбнулась:

— Вот именно.