Сказка о смелой девочке Даше и царевиче Петре

Но как бы там ни было, а жизнь на острове била ключом, иначе говоря, бурлила и фонтанировала. Особенно летом, тогда уж народу собиралось немерено; и дворня, и прислуга шныряла туда-сюда. Мало того, что Наталья Кирилловна привозила с собой девок-служек, так ещё и юный царевич Петруша не обходился без сопровожатых дядек-нянек. Ему хоть и девятый годок пошёл, и он уже вроде вполне самостоятельный, но всё одно пригляда требовал. А то ведь не ровён час, какую плутню или переполох устроит. А уж он на них весьма горазд был.

То заберётся на дерево да в кроне за листвой спрячется, не видать его, а вся дворня по острову бегает-носится, ищет его, куда он подевался, уж не утоп ли, беспокоятся. А он сверху поглядывает да посмеивается. А бывало, пойдёт на кузню да полдня смотрит, как кузнец Додон с горном управляется, огонь в нём укрощает, металл до хруста закаляет. А царица Наталья Кирилловна опять с ума сходит, переживает, где-то её сынок слоняется, отчего к обеду не пожаловал. В общем, юный Петруша ещё тот оголец-пострелец был, доставлял забот. Отчего матушка его конечно бранила.

– Ну что же ты мне не говоришь, куда ходишь?… хоть бы предупреждал, касатик,… я же беспокоюсь, переживаю,… уйдёшь на весь день, убежишь неведомо куда, а я гадай, где ты, да что с тобой?… жив ли, нет ли?… Ах, извелась я вся ныне,… как раньше-то хорошо было,… маленький подле нянек сидел, а теперь спасу нет, всё в бегах, да в бегах… – укоряла она его, на что Петенька всегда находил оправдание.

– Ну, маменька, я же здесь на острове, и никуда с него не денусь,… ты же знаешь, как я воды боюсь, будь она неладна!… Я и на пруд не хожу, даже на берег не бегаю,… тут по двору шастаю, да по кустам шорохоюсь,… веселюсь, забавляюсь, и мне хорошо!… А раз мне хорошо, то и тебе беспокоится нечего… – успокаивал он матушку и вновь бежал по острову носиться, исследовать его, открывать новые для себя уголки.

3

И вот однажды, так бегая по островку, по его тропинкам-дорожкам, Петруша и повстречал дочку старого солдата Дашеньку. Разумеется, он и до этого её уже неоднократно видел, ведь каждое лето на острове с матушкой гостил. Да и Дашенька его, конечно, тоже знала, а то как же не знать, ведь он царевич, личность известная. Но до сего дня всё их знакомство, как говорится, было «шапочным», и ни к чему не сводилось. Да и виделись-то они мельком, то есть изредка встречали друг дружку, знали, что таковые здесь проживают, но не более того. Лично не знакомились, потому как, тогда совсем ещё были детьми.

А тут, в это лето, как-никак уже подросли, и смышлёную речь держать уже могли. Объяснялись не хуже взрослых. И в этом нет ничего удивительного, ведь при царском дворе все получали достаточно хорошее образование; и холопы, и бояре, и князья. Притом дети в те времена вообще все рано взрослели, жизнь более суровая была, всяких там гаджетов да телефонов не имелось, обращаться в открытую приходилось. У себя в комнатке за компьютером не отсидишься, все игры на улице вживую проходили. Вот и юный царевич Петруша, как всегда выбежал на улицу, пошалить, погулять. Носится по двору, гусей гоняет. Уж очень он хотел их по ранжиру построить да маршировать заставить.

– А ну стройтесь ровно, как солдатам положено!… Становитесь в ряд, бестии пернатые, не то ощиплю вас аки кур и на щи пущу!… – кричит на гусей, чертыхается. Прутик обломал и погоняет, а те понять не могут, что от них требуется. Бегают врассыпную, да гогочут, над Петрушей измываются. Но и он не сдаётся. Уже злиться стал на гусиную глупость, глаз свой вороной хмурит, да подчинения требует. Видимо уже тогда у него тяга к военной муштре проявилась, которая впоследствии благотворно сказалась на формировании первой, регулярной, русской армии. В результате чего мы не раз гнали с родной земли чужестранных захватчиков; всяких там турок, шведов, французов, а также германцев, кои до наших уделов жадны были, да и ныне не отказались бы от них, аспиды.

И вот, гоняет этак Петруша гусей, воинство из них создать пытается, а тем временем в посад Дарьюшка зашла, принесла свежий утренний улов на кухню, что тут же при царских угодьях располагалась. Идёт это она, идёт, в корзинке рыбку несёт, и видит, царевич весь всклоченный по площади носится, гусей муштрует, да кричит на них, аки чёрный ворон с ветки каркает. Орёт не своим голосом, прутом машет. Ну как от такой-то картины не рассмешиться. И конечно Дашенька, чистая душа, в увеселение пришла. Задорно ей стало, не удержалась она и прыснула заливистым хохотком. Отчего царевич аж оторопел. Вмиг остановился да как глянет на неё, при этом даже прут о коленку сломал.