Сказка о дружбе

Одним словом, иду. С глюком разговариваю. С каким глюком? Да самым обыкновенным. Приблудился тут. Лезу на очередной бугор, жилы рву так, что в глазах круги красные плавают, и вижу, параллельно моей траектории движения по снегу старик шкандыбает. Восточного вида дедок с узенькой седой бороденкой. Вылитый Хоттабыч, в халате, чалме и туфлях с загнутыми носами на босу ногу. Только ковра-самолета не хватает. Впрочем, он и без него в снег не проваливается. Даже не примнет! Хотя не скользит, ножки переставляет, как положено. Но идет по снегу, аки посуху, даже следов не оставляет. И нет, чтобы помочь, в волокушу вторым впрячься, смотрит, паскуда, на мои мучения и ухом не ведет. Хотя в его возрасте… Так весь подъем и шел рядышком. А когда я на пригорок, наконец, выбрался и притормозил, дыхалку восстановить, изрекает:

— Ассалам алейкум, уважаемый!

— Лейкой по салу! — откликаюсь. — Я глюков не заказывал. Чего приперся?

— Молодость нетерпелива, — вздыхает саксаул, — вместо того, чтобы спокойно сесть, угостить дорогого гостя чаем, поинтересоваться его жизнью, а уже потом обсудить животрепещущие вопросы, что привели его к величайшему из спасателей…

Во дал дед! Я, между прочим, тут не просто так. Делом занимаюсь. Транспортирую пострадавшего от точки обнаружения до пункта дислокации патрульно-спасательного отряда для экстренней эвакуации в медицинское учреждение, где ему и будет оказана квалифицированная помощь. А если по-русски, так тащу тело от стены на базу, чтобы оно могло сдохнуть культурно, в больнице, а не на стене, как последний бродяга. О чем и сообщаю пригрезившемуся джинну:

— Разве эта заполошная суета достойна Величайшего из Спасателей? — удивляется старец. — Вы, кому по силам спасать миры, заняты подобной ерундой. Сам Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, не был более достоин великих дел! Видит Аллах…

— Ты кончай дифирамбы петь. Говори, чего надо, и проваливай. Занят я!

— Почему бы Вам, о уважаемый Егор ибн Сергей, не спасти мир, что находится в страшнейшей из бед и вопиет о приходе единственного, кто способен помочь?

— Счас, — отвечаю. — Всё брошу, и помчусь мир спасать. Мне что, больше делать нечего? Впрочем, если уважаемый домулло, вместо разглагольствований, выдернет волосок из своей волшебной бороды и перенесет нас со страдальцем прямиком на базу, то обязуюсь организовать чай в столовой минут через пять после телепортации. Восточных сладостей не обещаю, но лаваш и сгущенку гарантирую!

— Разве могу я, ничтожный, вмешиваться в деятельность величайшего из спасателей…

Тоже верно. Подергать себя за бороденку глюк может. А вот насчет мгновенных перемещений у произведения моего воспаленного мозга есть некоторые проблемы.

— Ну раз не можешь, так и не путайся под ногами. Не видишь, «ми кюшаем»! То есть, тащим!

С дедом происходят неожиданные метаморфозы. Халат и чалма трансформируются в набедренную повязку, голова взмывается на добрый метр вверх и обрастает длинными курчавыми локонами, гармонично сливающимися с окладистой бородой и пышными усами. К голове прилагается великолепный торс, мускулистые руки… ну и всё остальное, положенное атлету. В левой руке появляется что-то, похожее на кусок разлохмаченной пеньковой веревки, только светящейся и, вопреки законам физики, самостоятельно поддерживающей форму. Бородач хмурит роскошные «брежневские» брови и громовым голосом заявляет:

— Возрадуйся, смертный, боги Олимпа доверяют тебе важное дело! Сам Дий Громовержец снизошел с Олимпа!..

Ох ты! Ну и фантазия у меня!

— Ты Зевс, что ли? — уточняю на всякий случай. — А чего сам? Мог и Гермеса какого послать. Или кто там у тебя на побегушках?

Возле босых ног олимпийца начинают закручиваться снежные бурунчики.

— Не тебе решать за богов, кого и куда посылать!

— Да ладно! Я и сам посылать умею. Ежели ты Зевс, то кончай пургу гнать! Давай, оборачивайся быком!

— Каким быком? — озадаченно переспрашивает бог.

— Да хоть тем самым, в образе которого девок портил. И как они, бедные, такое выдерживали!

Оказывается, я неплохо помню греческие мифы! А ведь с детского возраста не перечитывал!

— Зачем? — от удивления у олимпийца весь гонор пропал. — Ты вроде не склонен к урании…

— Какой еще урании, урод! Запрягу тебя в волокушу, мигом страдальца допрем! И можно по чайку со сгущенкой!

Зевс вылупливает на меня глаза, словно видит небывалого зверя и удивленно переспрашивает:

— Ты собрался запрячь бога в повозку?

— А что? — теперь мой черед удивляться. — Один мой предок Ящера в плуг пристроил. Своего бога, между прочим! С чего бы мне чужого не припахать?

— Наглый мальчишка! — голос глюка набирает силу. — Да как ты смеешь?!

Бурунчики у его ног набирают силу, превращаясь в небольшие смерчи.

— Не холодно без одежки-то? — будет еще мне привидение хамить! — Превращайся! В бычьей шкуре, да под нагрузкой, не замерзнешь…

— И правда, холодно, — замечает Громовержец и сдувается.