Сегодня она даже за продуктами не ходила. Если бы Валика снова позвонила, она попросила бы ее узнать, где живет Радикулитный. Но бывает, что они по целым неделям не встречаются с Валикой. Надо бы придумать что-нибудь другое. Раз Иштван Понграц работает при Совете 1-го района, это недалеко от их прежней квартиры. Значит, там и нужно искать. Швейцар обычно сидит при входе в своей застекленной будочке. Нужно только подойти к нему, постучаться и объяснить, чего ей надо… Только надо очень хорошо подумать, что она скажет ему, когда постучится. Она поздоровается, представится. Нет, лучше фамилию не говорить. Ну, значит, просто подойдет и спросит… Но не может же она так, с бухты-барахты спросить его об этом. Сначала нужно с ним немножко поговорить. Но о чем в таких случаях полагается разговаривать? Она еще никогда в жизни сама не обращалась к постороннему человеку.
Половина первого. Теперь она пойдет на рынок, закупит все, что нужно, а на обратном пути, возможно, забежит на старую квартиру, разыщет Тэри и попросит, чтобы ее проводили. Но Тэри обычно в это время занята, и потом она может спросить, в чем дело. Нет, Тэри она ничего не скажет. И Валике тоже. Последние слова папы были обращены к ней, Жофи. И это ее, только ее тайна.
Помидоры подешевели еще на двадцать филлеров. Картошку она достала отличную. Потом купила арбуз. Хотя в списке стояли абрикосы, но они ей показались слишком зелеными. Теперь оставалось самое трудное – мясо. Она не любила заходить в мясные лавки. Там было скользко и всюду лежали красные туши. В рыбном отделе ей тоже не нравилось: там пахло болотом, а цинковые прилавки были облеплены чешуей. Мама записала на бумажке "цветы". Жофи решила взять львиный зев: эти цветы долго стоят.
Если она пойдет налево, то по улице Варна за пять минут доберется до дому. Мама оставила в холодильнике вкусную тушеную капусту. Но разогревать капусту она не станет, а съест прямо со льда, тогда капуста будет как мороженое. Очень хочется есть. Конечно, надо идти по улице Варна. Правда, если свернуть вправо, можно пройти мимо здания райсовета. Это большой крюк, а сумка очень тяжелая – одной картошки три килограмма. Ведь нельзя со всем этим гулять. Мама предупреждала, чтобы раз-два – и домой. Ручки сумки впиваются в пальцы. Ах, как хорошо пахнет лесом и дождем от прилавка с грибами! А ведь грибы – это плесень. В грибах нет хлорофилла. Дома она непременно обмотает чем-нибудь ручки этой сумки. Арбуз надо будет положить в холодильник. Жофи вышла с рынка через южные ворота, со стороны улицы Варна, переложила сумку в другую руку и направилась в противоположную от дома сторону. Сумка оттягивала руку, и Жофи сгибалась под ее тяжестью. Три килограмма картошки, мясо, арбуз. Теперь тень Жофики походила на маленькую горбунью.
Райсовет помещался в четырехэтажном доме. Окна первого этажа были забраны решетками. По обе стороны больших стеклянных дверей стояли скульптуры. Справа – каменная женщина. Она держала ребенка и серп, а каждый палец ее босых ног был величиной с пенал. Слева – мужчина; на голове кепка, в руках молоток, но ноги у него были обуты. К дверям райсовета вела лестница, возле которой оказалась скамейка. Жофика положила на скамейку свои покупки, села и стала наблюдать. В дверях, не переставая, толпились люди – одни заходили, другие выходили. Наконец Жофи с грустью отметила, что ребята сюда не ходят. Солнце сильно припекало, даже волосы у Жофики нагрелись, пока она тут сидела. Вот когда выйдет пятьдесят пятый человек, она возьмет свою сумку и войдет. Да, войдет, почему бы и нет? Сюда может войти каждый, кто хочет. Вон и вывеска:
Пятьдесят пятым посетителем оказалась улыбающаяся сквозь слезы старушка. Проходя мимо Жофики, она обронила платок. Жофи подняла его и подала старушке. Старушка прижала платок к глазам и даже не поблагодарила.
Из стеклянной двери повеяло вдруг прохладой, как из музея. Каменный пол из красных и черных квадратных плит был похож на шахматную доску. Широкая лестница вела в просторный вестибюль: справа, как в кинотеатре, находился гардероб, слева на стене виднелись крупные коричневые буквы из дерева: ШВЕЙЦАРСКАЯ.
За окошком швейцарской сидел Иштван Понграц и обедал. Перед ним стоял поднос, на нем кастрюлька, из которой он черпал что-то ложкой. На голове у Понграца была надета форменная фуражка. Если бы Жофи захватила свой кошелек, она тоже могла бы купить сдобную булку. Можно было бы есть и думать. Тогда она наверняка додумалась бы до чего-нибудь. Но свои деньги Жофи не захватила, а те, что оставила мама для рынка, потратила. Собственно говоря, пора и домой. Главное, что Иштвана Понграца она видела: голова у него круглая, глаза черные и одежда синяя форменная. В следующий раз уже будет легче, она непременно заговорит с ним, объяснит, что и как. Жофи опять переложила сумку из одной руки в другую.