Скажи смерти «нет!»

— Довольно паршиво. Я ее на прошлой неделе видела. Она совсем как привидение стала!

— И есть надежда?

— Была бы, если б она туда сразу после Локлина отправилась, но у них тогда денег больше не было, и ей пришлось ждать полгода — старая история.

Линда взяла в руки корзину.

— Ну, а теперь за еду! Я помираю с голоду.

После обеда Линда попросила:

— Расскажи о своей сестре. Как она поправляется?

Джэн прочитала ей последнее письмо Дорин. Оно было полно медицинских описаний и терминов. В письме говорилось о ее анализах. О пневмотораксе. О группе докторов, которые проводят у них специальные исследования. О ее поправке. Дорин поправлялась замечательно.

Линда утешала Джэн. Она была уверена, что Дорин поправится скоро. У ее мужа приятель лежал в Конкорде. Так тот рассказывает, что это райское место для туберкулезника.

Посещение Линды приободрило Джэн. Она оживленно рассказывала о нем Барту во всех подробностях, и глаза ее сияли при этом, как в былые дни.

— Линда совсем переменилась. Она больше не кажется… — она помялась, — не кажется ни такой озлобленной, ни безнадежно больной.

Барт присел на кровать к Джэн и, обняв ее за плечи, притянул к себе и поцеловал. История Линды на него тоже подействовала ободряюще.

Линда заходила еще несколько раз и каждый раз приносила с собой надежду и бодрость. Когда они с мужем собрались уезжать, она, прощаясь с Джэн, взяла ее за подбородок и, заглянув в глаза, сказала:

— Выше голову, Джэнни, детка! Вспомни, ведь год назад казалось, что я куда безнадежней, чем ты, и к тому же я куда меньше тебя знала, зачем мне жить.

Глава 37

I

В их квартирке, куда не проникал солнечный свет, о приходе рождества возвестили прежде всего порывы горячего ветра — отзвуки жары, царившей во всем штате; потом поздравительные письма и денежный перевод от Дорин; изящная кофточка от миссис Карлтон с приложенной открыткой, на которой дрожащими, неверными каракулями было нацарапано, что ей не разрешают много писать; книжка от Леонарда; рождественский пирог от Райэнов; визит Чиллы, которого почти не видно было из-за рождественского деревца, что он принес им; пакет с апельсинами от Линды; букет цветов от сестры Даггин и, наконец, короткое посещение батальонного священника — на этом для Джэн с рождеством было покончено. Барт работал в вечернюю смену, и ей предстояло провести целый долгий вечер наедине с собой и в полном одиночестве, слушая звуки рождественских гимнов, доносящихся через световой колодец из многочисленных радиоприемников, включенных в квартирах, наедине с воспоминаниями о том, как она праздновала рождество в прежние годы, воспоминаниями, которые разрывали ей сердце и лишний раз подчеркивали, что она выброшена из жизни. В гараже была маленькая вечеринка, и накануне Барт пришел домой поздно. Он довольно много выпил, и это привело его в исключительно веселое и шаловливое настроение. Джэн пыталась разделить его веселье как могла.

В канун Нового года он ушел на работу рано утром. После посещения сестры Даггин, побывавшей у нее сразу же после завтрака, Джэн целый день лежала одна. У нее болело горло, и при взгляде на неаппетитный обед, оставленный в ящике со льдом, ее начинало тошнить. Весь вечер она беспокойно металась в постели, обливаясь потом, и со все растущим раздражением ждала возвращения Барта.

Время шло, Барт все не приходил, и Джэн стала ощущать какой-то необычайно настойчивый голод. На льду стояли молоко и пирог, который она могла бы съесть, но она не делала попытки достать его; она предпочитала лежать так — голодная, несчастная, страдая от жажды, от одиночества и предаваясь мыслям о том, что вот Барт опаздывает в этот рождественский вечер; в своем раздраженном состоянии она придавала его опозданию неоправданно большое значение. Ее глодали ревность и подозрения, и в памяти у нее вставала та темноволосая девушка в серебристо-сером лимузине. Она думала, что, может, Барт снова встретился с ней сегодня. Она не знает, так ли это, и никогда не узнает. Ногти ее впивались в ладони. Тело у нее горело, хотя погода переменилась, и после десятидневной жары с юга вдруг подул холодный ветер. Она терзала между пальцами носовой платочек, пока он не превратился в тряпку. А если у Барта появится кто-нибудь еще, что станет с ней? Эта случайная мысль постепенно укрепилась, стала навязчивой идеей и терзала ее в эти долгие часы одиночества. А что, если Барт покинет ее?

А Барт в это время отрабатывал и вторую смену, чтоб заработать побольше денег и чаевых, которые были в новогодней горячке более щедрыми, чем обычно. Потом, усталый и проголодавшийся, он пропустил пару рюмок с ребятами и явился домой навеселе.

Когда он пришел, его слишком громкий голос, бьющая через край веселость показались ей подтверждением ее истерических подозрений. Он бы не вел себя сейчас так, если бы он был все это время только с ребятами! Когда он подошел поцеловать ее, она отвернулась, чтобы он не видел ее слез.

— Пожалуйста, не целуй меня, когда ты пьян!

Слова вырвались у нее против воли, прежде чем она успела даже подумать. Барт резко выпрямился.