Скажи смерти «нет!»

Джэн украдкой бросила взгляд на девушку с соседней койки, повязывавшую ленточку на своих рыжеватых кудряшках, и вдруг, словно удар, ошеломила ее мысль: «Ведь глядя на эту девушку, да и на ее соседку тоже, не скажешь, что у них что-то не в порядке».

И, словно прочитав ее мысли, девушка обернулась к Джэн.

— Послушай, детка, — сказала она своей хрипловатой скороговоркой, глотая слова, — тебе не надо задаваться передо мной и Бетти. Ты, я и Бетти — нас тут только трое с ТБЦ, и ты лучше с самого начала уразумей, что нам, тубикам, надо держаться друг за друга. Чуешь?

Она щедро намазала губы яркой губной помадой и, остановившись в середине этой операции, сказала, глядя прямо в глаза Джэн.

— Меня зовут Линда, вон ту девчушку — Бетти. А тебя?

— Джэн.

— Ну, так вот, Джэн, нас тут, наверно, вместе на месяцы захоронили, так что нам уж придется самим как-то себя развлекать и веселить, потому что в этом чертовом заведении к нам сюда никто и носа не кажет. До смерти боятся этой самой инфекции, чуешь? Сколько ты здесь пробудешь?

— С месяц, я думаю.

— Мы уже тут с Бетти снюхались, так что тебе нас придется принимать такими, как есть.

Джэн покраснела.

— А я вовсе и не задаюсь, просто…

Она замолчала. Нужные слова не приходили ей в голову.

— Ты где была до того, как сюда попала?

— Как где? Дома, конечно.

С детски круглого личика Бетти на нее удивленно взглянули широко раскрытые голубые глаза.

— Бозе, — зашепелявила она, — так ты сто зе, в первый раз?

— Да.

Линда опустила глаза.

— Тогда понятно.

Голос ее потеплел.

— И когда ты об этом узнала?

— На прошлой неделе.

— Боже! — вырвалось у Линды. Она подняла зеркальце и стала подводить карандашом брови. — Ты прости, что я так говорила с тобой, просто я видела, как твоя сестра все вещички увязала и с собой забрала, и мне показалось, что вы знаете, что к чему. Тогда мы и подумали, что ты тоже не новичок в этих местах, как и мы.

— Господи бозе, — вступила в разговор Бетти, — я-то помню, какое это потрясение, когда в первый раз про это узнаесь. Я едва на ногах устояла, когда мне сказали. А перед этим играла в теннис, и хоть бы сто.

Линда грустно и понимающе кивнула головой.

— Когда к этой мысли привыкнешь, будет легче, детка, — ее хриплый голос стал мягче, добрее. — Мы все прошли через то, что ты сейчас переживаешь. И правильно Бетти говорит: когда мне об этом сказали в первый раз, то я подумала, что самое лучшее — это сразу же сесть в трамвай и ехать на берег к обрыву, откуда все сиднейские самоубийцы бросаются. Это было пять лет назад, а теперь погляди на меня. Даже срываю цветы удовольствия, если только какой-нибудь цветок посмеет тут вылезти на поверхность.

Ее жесткие карие глаза сверкнули.

— Жизнь неплоха, если только не раскисать. Мы тебе с Бетти все расскажем, только спроси. Мы здесь уже два месяца, и тут не так уж плохо.

— Здесь так тесно…

— Ну, так это они на нас зарабатывают. Наша хозяйка на каждом квадратном метре площади больше зарабатывает, чем любая хозяйка в Сиднее.

— Ей-ей, она в прослом году на путесествие в Англию заработала.

— Точно. А теперь мы здесь помираем, чтоб ее в Америку отправить, — и Линда горько засмеялась.

Джэн содрогнулась. Несмотря на удушливую послеполуденную жару, у нее даже мурашки пошли по коже. Трудно забыть о болезни, когда Линда и Бетти все время говорят о ней запросто, будто о каких-то самых обыденных вещах. Она содрогалась при мысли о том, что ей придется провести в Локлине долгие дни и недели — в этой душной комнате, в которую не проникает свежий воздух, потому что окна выходят на веранду; в этом домишке с темной прихожей, через которую надо проходить, чтобы попасть в ванную, где даже запахи духов и дезинфекции не могут заглушить тяжелого больничного смрада.

— Как это мерзко! — произнесла Джэн. — Это следовало бы запретить.

— Ах ты, бозе мой! — откликнулась Бетти. — После того как потаскаесься по разным местам, будес рада, что хоть сюда-то попала, правда, Лин?

Линда улыбнулась едва заметной холодной улыбкой.

— Конечно, еще радоваться будешь, что хоть дышать позволяют.

II

Джэн отодвинула поднос, едва притронувшись к еде. Линда то и дело отпускала грубоватые замечания по поводу пищи.

— Посмотри-ка на это, — восклицала она, поднимая на вилке ломтик солонины и глядя на него с отвращением. — Что толку, что нас с Бетти днем и ночью пичкают стрептомицином, если на обед нам дают вот эту фитюльку, которой и воробья не накормишь.

Взгляд ее остановился на тарелках Джэн, к которым та почти не прикоснулась.

— Ну-ка, глянь на мои тарелки, Джэнни, деточка, и доешь свои витамины. Хозяйка у нас жаднющая, как черт, и она ровно столько дает, чтоб не помереть с голоду, так что доедай все до крошки. Вот смотри.

Она тоненько намазала маслом два ломтика хлеба, потом положила сверху еще мясо и салат и разрезала на кусочки этот неуклюжий сандвич.

Джэн снова пододвинула к себе поднос с ужином и начала медленно есть.