Скажи что-нибудь хорошее

– Да хотя бы паспорт. Вот для него, например. Он же у нас вроде как независимый! – Циклоп кивнул в сторону Матвея.

– Идет! – согласился раззадоренный Костян. – Только имя и данные будут стоять, какие я захочу. А фотка – его.

– Сколько времени? – деловито спросил Циклоп.

– Неделя, если завтра доставите мне все по списку, – ответил Маленький.

– Не сомневайся. Доставим. А если ксива будет фуфловая? – сверкая глазами, добавил Циклоп.

– Два месяца отдаю обед, – предложил Костян.

– Идет, Маленький. Я вообще думаю, что тебе обед – как мертвому припарка. – Пацаны дружно загоготали. – Кстати, как мы проверим, что ксива натуральная?

– Сейчас – никак. А потом на свободе он сам проверит. Ему вроде за примерное поведение отвальную готовят…

Маленький не подвел. Ровно через неделю он показал паспорт, с печатями, водяными знаками и номером, адресом прописки, местом выдачи и необходимым количеством страниц, на одной из которых был приклеен портрет Матвея. К этой же странице была скрепкой прикреплена Мотина фотка 3 на 4, как положено для паспорта. Маленький объяснил, что портрет он нарисовал для смеха, чтобы они убедились в его художественных способностях.

– А фотку? – спросил Матвейка. – Где фотку взял?

– Достал… – неопределенно пожав плечами, ответил Маленький.

Циклоп передал ксиву по кругу, чтобы ребята выразили свое мнение по качеству изделия. Возгласы восхищения и одобрения, цоканье языком подтверждали мастерство потомка Айвазовского. Кроме того, избавляли его от необходимости расставаться с обедом.

– Ну, бери, владей! – Циклоп протянул Матвею документ.

Матвей взял паспорт, пролистал его по страницам и произнес:

– Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза: читайте, завидуйте! Я – гражданин Советского Союза!

– Ты что, одурел? – с сомнением спросил Циклоп.

– Да это же Маяковский! – ответил Мотя, улыбаясь, – это стихи про паспорт.

– Да ладно, ты гонишь! Разве могут быть стихи про паспорт?

– Могут! – ответил Матвей. – Еще как могут!

С этого дня в компании ни одного вечера не проходило без литературного часа. Матвею было не сложно рассказывать пацанам, как жили великие писатели и поэты, и читать их произведения, комментируя, почему именно этот роман или стихотворение были написаны в данный период жизни. При этом в обычном укладе колонистов особо ничего не изменилось. Они так же сквернословили, устраивали драки, ругались с надзирателями, доставали контрабанду и рассказывали басни о девушках, которые ждут их «на воле».

Независимый Матвей стал для заключенных подростков еще и неприкасаемым. Кажется, он был им нужен.

Мотя не считал дни до освобождения, колония превратилась в его настоящую, естественную жизнь. Планы на будущее были построены очень давно, и Матвей просто ждал, когда этот этап жизни закончится. Поэтому он не сразу отреагировал, когда в комнату явился дежурный надзиратель и произнес слова:

– Заключенный Орлов, с вещами на выход.

По реакции пацанов было ясно, что происходит что-то особенное. Они как-то подтянулись, посерьезнели и даже взгрустнули. Как обычно, все знали чуть больше, чем казалось. Слухи в тюрьме разносятся молниеносно.

– Я же говорил! – заявил Маленький, разводя руки в стороны.

– Ну, давай, Независимый! – попрощался Циклоп. – Не забывай нас на воле. Да может, еще встретимся…

Они пожали друг другу руки. Потом попрощались с каждым по очереди. Мотя пребывал в растерянности. Он не ожидал, что долгий срок заключения пройдет так быстро. Два года бонуса стали приятной, но все же неожиданностью.

Через пару часов Матвейка отвесил низкий поклон тюремному забору и остался один на один со своей свободой. Он не очень понимал, что делать. По факту ему было шестнадцать, по мнению окружающих он выглядел на все двадцать, а в паспорте, полученном от Маленького, стояло двадцать два. Сам Мотя чувствовал себя столетним мудрецом, которому в принципе жизнь надоела своей предсказуемостью.

Буквально через семь минут его точка зрения подверглась серьезной обструкции.

– Автомобиль подан, Биг Босс! – сообщил пучеглазый парень, выбросив дымящуюся сигарету на траву. Он неожиданно подрулил на красной «семерке» и резко затормозил прямо перед Матвеем, пустив клубы пыли из-под колес. – Я рад твоему возвращению на волю.

34. Георгий

– Как «сбежала»? – Шило опешил. С одной стороны, он пришел в состояние буйного восторга от того, что Евгения жива. С другой – каковы ее шансы выжить в таком состоянии, находясь без присмотра в диком лесу? На сколько хватит запаса сил у человека, который только что преодолел барьер, отделяющий жизнь от смерти?..

– Так и сбежала. Как это делают все нормальные беглецы, – ответил Георгий.

– Слушай, может, она… того… Умом повредилась? – вдруг осенило Пашку.

– Да ничем она не повредилась, просто гордыня ей покоя не дает, – загадочно ответил Георгий.

– А что же ты сидишь, доктор несчастный? – возмутился Пашка. – Почему не побежал ее искать? Давай собирайся. Пойдем скорее! – умолял Пашка.