Скажешь зима

Останется народная примета,
чтоб сторожей пугать издалека,
да медленная туча до рассвета
протянется, как черная рука.

Все кончилось, а мы едва задеты,
и день наполовину не ослеп.
В Донском теперь бесплатные пакеты
и дождик, собирающий на хлеб.

«Слепленный из мягкого, из ватного…»

Слепленный из мягкого, из ватного,
сделанный из снега на воде,
темный воздух ищет виноватого,
в накладной выходит бороде.

И уходит. Места не нашлось ему,
в памяти как будто снежный ком –
темный воздух, тонкими полозьями
увозящий прошлое тайком.

«Любили мягкий карандаш…»

Любили мягкий карандаш,
его острее не заточишь,
а что заточен, тот не наш.
(А ты бери, чего захочешь,
не сторож я тебе, не страж.)

Но время сдвинуло режим
и полюбило четкий почерк,
пера усиленный нажим,
напор без долгих проволочек.

А нам от них какой урон?
Уже не станет полумертвым
ни тот, рисуя на сыром,
ни этот, пишущий на твердом.

«Слово как возможная оказия…»

Слово как возможная оказия
в сообщеньях леса и травы,
сложная неявная афазия
грамоты, гниющей с головы.

Остается самое простое,
и перебирается за ним
слабый дух костра и травостоя.
Все забуду, стану аноним.

Вы о чем? Наверно, об уходе –
впору убывающему дню
темное в обратном переводе
уверенье. Я его гоню.

Лучше задержаться в отголоске
и тянуть, пока он не затих,
чем делить на черные полоски
тятя тятя жалобное их.

«Вдруг зеленеет зрение…»

Вдруг зеленеет зрение.
Вещи теряют вес.
Правила ударения
в дождь повторяет лес.

Кто и куда проник
зазеленевшим взглядом
можно узнать из книг.
Книги летают рядом.

«Как на серебряной пластинке…»

Как на серебряной пластинке
свет, зачерненная листва.
И птицы стали невидимки;
но слышен голос большинства.

Уже неясные творятся
дела. Вечерние цвета
смещаются туда-сюда
и привыкают не бояться.

«Дождик идет, редея…»

Дождик идет, редея.
В извести и золе
пасмурные деревья.
Осы навеселе.

Тишина неповинна,
что на нее пошла
ветхая мешковина,
вытертая кошма.

Чуть высветляя матовое,
чуть себя заборматывая,
слезы не бережет
воздуха шероховатого.

С ним попадешь в мешок.

«Поезда невнятное вещание…»

Поезда невнятное вещание.
Скорости последние известия.
Слышится какое-то прощание.
Тишина теряет равновесие.

Данное помимо расписания
и непроходящее движение
век не оборвет повествование,
если не узнает продолжения.

«Дождь подходит шагом, шагом…»

Дождь подходит шагом, шагом,
ропот все нетерпеливей,
замолчал – и сразу ливень
прыгает стеклянным шаром.

Или вдруг в траве по пояс,
при грохочущем огне
пронесется черный поезд
вдоль по белой простыне.

Деревья мы бабочки