Итак, для того чтобы переводить, недостаточно дать интерпретант термина, высказывания или оригинального текста. Пирс говорит, что интерпретант – это то, что дает мне возможность узнать нечто большее, и, конечно, если я интерпретирую слово topo как «млекопитающее из отряда грызунов», я усваиваю такие характеристики мыши / крысы, которых раньше, возможно, не знал. Но если бы итальянский переводчик «Чумы» Камю сказал, что доктор Риэ увидел на лестнице дохлого млекопитающего из отряда грызунов, он оказал бы (думаю, можно сказать так – в свете здравого смысла) медвежью услугу оригинальному тексту. Кроме того, порою интерпретант может даже сказать мне нечто большее, что в отношении текста, подлежащего переводу, будет чем-то меньшим. Это типичный случай взрыва смеха, последовавшего за репликой. Если я не переведу реплику, вызвавшую смех, а скажу лишь, что она вызвала смех, я еще не разъясню, кем был тот, кто произнес эту реплику, – банальным балагуром или гениальным учеником Оскара Уайльда.
4.2. Когнитивные типы и ядерное содержание
Если в дальнейшем я буду так часто обращаться к идее переговоров, чтобы объяснить процессы перевода, то потому, что именно в свете этой концепции я изложу также понятие сигнификата, до сих пор достаточно неприступное. В ходе переговоров обсуждается значение, которое должен выражать перевод, поскольку в повседневной жизни всегда обсуждается то значение, которое мы должны придавать используемым нами выражениям. По крайней мере, такую идею я предложил в своей книге «Кант и утконос» (Eco 1997) и сейчас прошу прощения, если мне придется заново провести намеченные там различия между Когнитивным Типом, Ядерным Содержанием и Молярным Содержанием.
Вопреки всякой теории, люди обычно согласны в опознании определенных объектов; они интерсубъектно сходятся в том, что по улице идет кот, а не собака, что двухэтажное здание – это дом, а стоэтажное – небоскреб и так далее. Коль скоро это происходит так, мы должны постулировать, что обладаем (в некой части, как бы она ни называлась: мозгом, умом или душой) чем-то вроде ментальной схемы, на основании которой мы способны опознавать некое данное обстоятельство, в котором находится некий данный объект. Отсылаю к своей только что упомянутой книге за философской и психологической дискуссией о природе этих схем, которые я определил как Когнитивные Типы. Остается фактом, что мы можем постулировать эти схемы именно для того, чтобы объяснить явления интерсубъектного согласия в опознании, а также постоянство (по меньшей мере статистическое), с которым все люди достаточно схоже реагируют на известные слова или фразы (например, во дворике кот или передай мне молочник), но мы не можем ни «увидеть» их, ни тем более «потрогать» (в лучшем случае можно попытаться понять, какие схемы есть у нас в голове, но мы не можем ничего сказать о тех схемах, что есть в головах у других).
Мы не знаем, что́ в голове у кого-то, когда он узнает мышь или крысу либо слышит слово topo. Нам становится это известно лишь после того, как этот кто-то истолковал слово topo (пусть даже попросту показав пальцем на мышь / крысу или на изображающий ее рисунок), чтобы дать возможность кому-то другому, никогда не видевшему крыс / мышей, узнать ее. Нам не известно, что происходит в голове того, кто узнает мышь / крысу, но мы знаем, посредством каких интерпретантов некто объясняет кому-то другому, что такое мышь / крыса. Эту совокупность выраженных истолкований я назову Ядерным Содержанием (Contenuto Nuckare) слова topo. Ядерное Содержание зримо, осязаемо, сопоставимо интерсубъектно, поскольку оно выражается физически посредством звуков, а при необходимости – посредством изображений, жестов или даже бронзовых скульптур.
Ядерное Содержание, равно как и Когнитивный Тип, который оно истолковывает, представляет собою не все то, что мы знаем о некой данной единице содержания. Оно представляет собою минимальные понятия, элементарные требования, дающие возможность опознать тот или иной объект или понять ту или иную концепцию – и соответствующее лингвистическое выражение.