Сказание о Ёсицунэ

Преподобная Исо, как была босая, головы не покрывши, с одной лишь ученицей своей Сонокомой побежала следом к берегу. Потом на поиски Преподобной Исо пустился Хори-но Тодзи. Рванулась за ними и Сидзука, но жена Хори-но Тодзи с криком: «Вы же только что после родов!» – в неё вцепилась и остановила, и она упала на пороге, через который унесли дитятю, и предалась неизбывному горю.

Преподобная Исо выбежала на берег Юи и стала искать следы копыт, но не нашла. Нигде не было и трупика младенца. «Мимолётна была моя связь с ним в этом мире, – так горевала она, – и всё же ещё хоть раз бы взглянуть на твоё бездыханное тельце…» Она направилась по берегу на запад к тому месту, где река Инасэ вливается в бухту, и увидела ребятишек, играющих на песке.

– Не проезжал ли здесь человек на коне и не бросил ли он где-нибудь плачущего младенца? – спросила она.

– Что-то он зашвырнул вон на ту кучу брёвен у края воды, а что – мы не разобрали, – ответили они.

Преподобная Исо послала слугу Хори-но Тодзи, и он отыскал и принёс ей ребёнка, что только недавно подобен был нераспустившемуся цветку, а ныне стал вдруг крошечным бездыханным трупом. Не изменился цвет шёлка, в который он был завёрнут, но не осталось в теле ни признака жизни.

«Может, он ещё оживёт…» – сказала себе Преподобная Исо. Полу одежды она расстелила на тёплом прибрежном песке и бережно положила младенца, но всё было уже кончено. «Не смею вернуться я с ним и показать бессчастной Сидзуке, – подумала она. – Схороню лучше здесь». И уже погрузила руки в песок, но увидала вокруг следы нечистых копыт быков и коней. И с прискорбием убедилась она, что берег хоть и широк, а нет для могилки места. Тогда взяла она бездыханное тельце и вернулась домой.

Словно живого, взяла на руки сына Сидзука, прижимала к себе и баюкала, и слёзы лились из её глаз. Наконец Хори-но Тодзи сказал:

– Вам больно, я понимаю, но надлежит помнить, что грешно родителю оплакивать смерть ребёнка.

Он призвал своих молодых кэраев, и они выкопали могилу позади храма Сёдзёдзюин, воздвигнутого в честь деда младенца, императорского конюшего левой стороны Минамото Ёситомо. Когда же они вернулись с похорон, Сидзука сказала:

– Ни дня больше не могу я оставаться в этой постылой Камакуре!

И она стала немедля готовиться к отбытию в столицу.

О том, как Сидзука посетила храм Вакамии Хатимана

Преподобная Исо сказала ей:

– Ты заранее знала, как будет с младенцем, и смирилась. И дала ты обет, что, если роды пройдут хорошо, ты сходишь на поклонение Вакамии Хатиману. Как же можно тебе вот так просто уехать в столицу? Женщина смеет предстать перед Хатиманом лишь через пятьдесят один день после пролития крови от родов, поэтому тебе надлежит ждать, пока очистишься духом и плотью. Придётся остаться.

И они остались.

Тем временем сделалось известно, что Камакурский Правитель предавался очищению перед паломничеством в храм Мисима. Самураи Восьми Провинций были при нём и вели меж собою беседы. Чтобы развеять скуку господина, они наперебой рассказывали всевозможные истории. И вот случилось так, что Кавагоэ Сигэёри упомянул о Сидзуке. Другие подхватили тут же:

– Кабы не ваша воля, разве она явилась бы сюда из столицы? А, право, жаль, что нам с вами не довелось хоть раз посмотреть её знаменитые танцы!

– Сидзука высоко о себе полагает, потому что её любит Ёсицунэ, – произнёс Камакурский Правитель. – Вот я и разлучил их и истребил их ребёнка, который был бы ей единственной памятью о моём брате. Так что плясать передо мной ей нет радости.

– Это вы правильно изволили заключить, – сказали самураи. – А всё же хотелось бы посмотреть.

– Да неужто таковы танцы её, что всем вам неймётся? – удивился Камакурский Правитель.

– Первая танцовщица в Японии, – сказал Кадзивара.

– Пышно сказано, – возразил Камакурский Правитель. – Это где же она так танцевала, что её назвали первой в Японии?

И вот что поведал Кадзивара: