Сказание о Ёсицунэ

– Как тебя называют в храме Хагуро?

– Я там настоятель обители Дайкоку, а зовут меня Преподобный Сануки.

– Что это за ученик с тобой?

– О, это чтимый у нас господин Канно, сын Сакаты Дзиро.

Услышав это, монахи сказали друг другу:

– Нет, это не Судья Ёсицунэ. Будь это Судья Ёсицунэ, он не мог бы так знать о делах храма Хагуро.

Доложили настоятелю. Услыхав о прекрасном собой ученике, тот перешёл в приёмную и вызвал к себе Бэнкэя.

– Поскольку вы старший у этих ямабуси, хочу поговорить с вами, – сказал он.

Они уселись лицом к лицу, скрестивши ноги. Настоятель сказал:

– Нам лестно, что нас посетил этот мальчик. Каковы его успехи в учении?

– В учении ему нет равных в нашем храме, – ответил Бэнкэй. – И хотя не мне бы это говорить, но нет ему равных и по красоте. Впрочем, изощрён он не только в науках. Владеет он и музыкальными инструментами, а на флейте сё он, могу сказать, первый в Японии.

Был при настоятеле ученик по имени Идзумибо, монах прехитроумнейший. Он и шепнул настоятелю:

– Женщины обыкновенно играют на биве и на кото. Странно получается: мы заподозрили, что мальчишка является женщиной, и нам тут же заявляют, будто он искусник на флейте! А изъявите-ка желание послушать его игру!

«Верно!» – подумал настоятель и сказал:

– Аварэ, ежели так, тогда пусть он доставит нам удовольствие и сыграет. Будет о чём потом вспомнить.

Бэнкэй, у которого потемнело в глазах, произнёс в ответ:

– Ничего не может быть легче.

Делать, однако, было нечего.

– Поспешу сказать мальчику, – пробормотал он и удалился.

Вбежав в западную галерею, он сказал господину и его супруге:

– Ну и в историю мы попали! Я наговорил им всякого вздора, и теперь госпоже предложено сыграть им на флейте! Что нам делать?

Судья Ёсицунэ произнёс:

– Раз так случилось, пусть предстанет перед ними хотя бы и без флейты.

– Горе мне! – воскликнула госпожа и упала ничком, заливаясь слезами.

Между тем монахи усердно орали снаружи:

– Скорее, мальчик! Скоро ты там?

И Бэнкэй отвечал им:

– Сейчас, погодите!

Между тем Идзумибо шепнул настоятелю.

– Что ни говорите, а ведь храм Хагуро – один из самых почитаемых в нашей стране. Позор нам будет, ежели пойдёт слава, будто мы заманили к себе в Хэйсэндзи их знаменитого ученика и заставили его валять дурака перед всей нашей братией. Лучше будет, если вы пригласите его в свою келью в гости, а там в подходящее время попросите поиграть.

– Поистине, так будет лучше, – сказал настоятель и проследовал в свои покои.

При покоях настоятеля состоял его мальчик по имени Мидао. Наряженный, подобный дивному цветку, расположился он на своём месте. Когда всё было подготовлено, настоятель взошёл и распорядился:

– Просите!

И вошла, словно бы блуждая во мраке, госпожа кита-но ката. Была она прекрасна в кафтане из тонкого узорчатого шёлка, с изящной причёской, на поясе меч с рукоятью красного дерева и веер, сверкающий позолотой. В руке она держала флейту. Из десяти, кто её сопровождал, Канэфуса, Катаока, Исэ Сабуро и Судья Ёсицунэ держались возле неё. На всякий случай, чтобы никто чужой к ней не прикоснулся.

Войдя в озарённую светильниками залу, госпожа раскрыла веер, оправила одежды и села. До сих пор всё шло без сучка без задоринки. Бэнкэй с облегчением перевёл дух. Ежели, паче чаяния, случится дурное, они успеют свернуть шею пятерым, а то и десятерым монахам, затоптать насмерть целую кучу этих бездельников и проткнуть настоятеля. Так подумав, он уселся напротив настоятеля коленями в колени.

И сказал Бэнкэй:

– Этот мальчик – первый в Японии мастер игры на флейте. Если хотите знать, он так возлюбил свою флейту, что даже слегка запустил науки. Поэтому, когда в восьмом месяце прошлого года мы выступили из Хагуро, был с него взят торжественный обет, что на всём пути туда и обратно он на флейте играть не будет. Весьма сожалею. Аварэ, извольте уволить его от игры. Впрочем, прикажите играть вместо мальчика вон тому маленькому ямабуси. А то у нас в Хагуро с обетами очень строго, и мальчик непременно понесёт суровое наказание, иначе он с удовольствием бы сыграл.

На это настоятель сказал:

– Поистине, как в Японии надлежит родителю печься о сыне, так наставнику надлежит заботиться об ученике. Нельзя допускать нарушения обетов. Пусть играют вместо него.

Бэнкэй, возликовав, произнёс:

– Эй, Яматобо! Выходи живее и играй вместо мальчика!

Судья Ёсицунэ выступил из тени алтаря, скромно уселся и стал готовиться к игре. Монахи принесли музыкальные инструменты. Перед госпожой положили кото в парчовом футляре, биву вручили отроку по имени Рэнъити, а флейту положили к ногам отрока Мидао.

Музыка едва началась, а уж восхищению слушателей не было предела. Воины изумлялись этой милости богов и будд, явленной им вместо смертельного боя. Монахи же, особенно молодые, только перешёптывались:

– О, какая флейта! Мы почитали за несравненных нашего Рэнъити и нашего Мидао, но разве сравнить их с этим юношей? Да при нём о них и говорить немыслимо!