Скарлетт

Она проводила все время в Мамушкиной комнате. Все ее надежды были связаны с Мамушкиной поддержкой, но сейчас именно сильные молодые руки держали умирающую черную старушку. Скарлетт купала Мамушку, меняла ей белье, помогала Мамушке, когда ей становилось совсем тяжело дышать, уговаривала ее выпить несколько ложек бульона. Она пела колыбельные песенки, которые Мамушка так часто пела ей, и когда Мамушка разговаривала в бреду с умершей матерью Скарлетт, Скарлетт отвечала словами, которые, как ей казалось, могла сказать ее мать.

Иногда слезящиеся глаза Мамушки узнавали ее, и потрескавшиеся губы старушки улыбались при виде своей любимицы. Затем ее дрожащий голос распекал Скарлетт, как она распекала ее в детстве.

— Твои волосы в полном беспорядке, мисс Скарлетт, а теперь ты пойдешь и причешешься сто раз, как учила тебя Мамушка. У тебя нет причины носить такое измятое платье. Иди надень что-нибудь свеженькое, пока ребята не увидели тебя.

Или:

— Ты бледна, как привидение, мисс Скарлетт. Ты посыпаешь лицо порошком? Иди умойся сию минуту.

Что бы Мамушка ни приказала, Скарлетт обещала сделать, но никогда не хватало времени выполнить обещанное до того, как Мамушка снова теряла сознание.

Днем и вечером Сьюлин Люти или даже Уилл помогали Скарлетт в комнате больной, и тогда она могла поспать полчаса, свернувшись на перекошенном стуле. Но ночью Скарлетт стойко не отходила от постели больной. Она уменьшала огонь в масляной лампе, брала Мамушкину тоненькую сухую ручку в свою. Когда весь дом спал и Мамушка спала, Скарлетт могла, наконец, плакать, и слезы ее разбитого сердца облегчили немного боль.

Однажды в тихий предрассветный час Мамушка проснулась.

— Из-за чего ты плачешь, милая? — прошептала она. — Старая Мамушка готова сложить свою ношу и отдохнуть в объятиях Господа. Нет причины воспринимать все это так.

Ее рука дрогнула в руках Скарлетт, освободилась, шлепнула склоненную голову Скарлетт:

— Тише теперь. Не все так плохо, как ты думаешь.

— Прости, — рыдала она. — Я просто не могу не плакать.

Согнутые пальцы Мамушки пытались убрать запутанные волосы Скарлетт от ее лица.

— Скажи старой Мамушке, что беспокоит ее овечку.

Скарлетт посмотрела в старые, мудрые, любящие глаза и почувствовала такую глубокую боль, какой никогда не знала до этого.

— Я все сделала неправильно. Мамушка. Не знаю, как я могла наделать так много ошибок. Я не понимаю.

— Мисс Скарлетт, ты сделала то, что должна была сделать. Никто не может сделать больше этого. Господь послал тебе тяжелое бремя, и ты его несла. Нет смысла спрашивать, почему это было предназначено именно тебе и чего тебе стоило нести его. Что сделано, то сделано. Не мучай себя сейчас.

Мамушкины тяжелые ресницы закрыли слезы, которые сверкали в тусклом свете, и ее тяжелое дыхание замедлилось во сне.

«Как я могу не раздражаться? — хотелось закричать Скарлетт. — Моя жизнь разрушена, и я не знаю, что мне делать. Мне нужен Ретт, но он ушел. Мне нужна ты, но и ты покидаешь меня».

Она подняла голову, вытерла рукавом слезы и выпрямилась. Угли в печке сгорели, а ведро пусто. Ей надо его наполнить, ей надо поддерживать огонь. Комната начинала охлаждаться, а Мамушка должна быть в тепле. Скарлетт натянула лоскутное покрывало на хрупкое тело Мамушки, затем вынесла ведро в холодную темень двора. Она поспешила в сторону угольного склада, сожалея, что не накинула шаль.

Луны не было видно, только серебряный полумесяц затерялся в облаке.

Воздух был тяжелый от ночной влаги, и несколько не спрятанных облаками звезд казались очень далекими и холодными, как лед. Скарлетт продрогла.

Чернота вокруг казалась бесформенной, бесконечной. Она торопливо отправилась в центр двора, ничего не видя перед собой, и теперь не могла воспроизвести знакомые очертания печного домика и конюшни, которые должны быть рядом. Она огляделась в панике, ища белый силуэт дома, который только что покинула. Но он тоже был бесформенным и темным. Свет не горел нигде. Казалось, она затерялась в молчаливом и неизвестном мире. Ничто не шевелилось в ночи: ни листочек на дереве, ни перо с птичьего крыла. Ужас пробежал по ее натянутым нервам, и ей захотелось броситься куда-нибудь. Но куда? Везде была враждебная темнота.

Скарлетт сжала зубы. «Что за глупости? Я дома, в Таре, и темный холод исчезнет, как только взойдет солнце». Она выдавила смешок, и неестественный звук заставил ее подпрыгнуть.

«Правильно говорят, что перед рассветом всегда темнее, — подумала она. — Я просто пала духом, вот и все. Я не поддамся этому, надо топить плиту». Она протянула руку в темноту перед собой и пошла по направлению к угольной куче, вдруг оступилась и упала. Ведро громко звякнуло и покатилось.

Каждая частичка ее тела кричала, что она должна сдаться, оставаться там, где она есть, пока не настанет день, и она сможет видеть. Но Мамушке нужно тепло и приветливый желтый огонек за слюдяным окошком в печке.