Скандинавские мифы: от Тора и Локи до Толкина и «Игры престолов»

Один-искуситель

Конунг Олаф Трюгвассон перед Пасхой остановился в чертогах на севере Норвегии. К нему пришел загадочный незнакомец, который допоздна удерживал правителя бесконечными историями о королях и героях древности. Епископ напомнил, что пора спать, но король хотел слушать дальше. Когда он проснулся, оказалось, что он едва не проспал мессу, а странник уже исчез. Но король узнал, что, прежде чем уйти, тот зашел на кухню, сделал грубые замечания по поводу качества мяса, которое готовили на пир после Пасхи, и оставил другой кусок мяса. Поскольку среди прочего странник поведал предание о короле Диксине, древнем правителе, у которого была священная корова, похороненная вместе с ним, участники истории решили, что этот кусок – от животного, умершего лет двести назад. Отвратительно! Конунг понял, что странник был искусителем Одином, стремившимся вернуть его на старый путь восхищения языческим прошлым и желавшим, чтобы король пропустил мессу.

Люди не забывают, что изначально были созданы из деревьев. Это выражено метафорически во многих скандинавских кеннингах: мужчин в них называют «древо оружия» или «древо битвы». Валькирия Сигрдрива обращается к герою Сигурду, называя его «яблоней битвы», – фраза отсылает к образу волшебной яблони и главной версии происхождения Сигурда (см. главу 4). Хельги, убийца Хундинга, будучи юным принцем, получил эпитет «прекраснорожденный вяз». Женщины тоже были «деревьями», или «подпорками из золота», или «шестами питья» (напоминание об их роли в ритуалах гостеприимства). В скальдической поэзии тоже существовали женские кеннинги, например «первая береза огня моря» (огонь моря = золото) или «винный дуб». Воительница Брюнхильд звалась «древо ожерелий». В героическом эпосе Гудрун, жена Сигурда, использует схожий поэтический прием для описания своего горя после гибели супруга: «Я мала, как лист / в ветвях плакучих ив теперь, когда мой князь мертв»; далее она сокрушается о смерти родни:

Я одинока,
что в роще осина.
Как сосна без ветвей,
без близких живу я,
счастья лишилась.
Как листьев дубрава,
когда налетит
ветер нежданно![22]

Речи Хамдира. Строфа 5

Хотя деревья не могут ходить, их сила и стройность, годичный цикл жизни, долголетие и внезапная смерть от болезни, огня, топора дровосека делают их мощным образом-аналогом человеческого существования. Они воплощают качества, которыми хочет обладать человек: красотой, достоинством, силой и стойкостью. Тот факт, что люди тоже отчасти могут считаться порослью мирового древа, побегами Иггдрасиля, подчеркивает внутренние связи между разными образами мифического мирового древа. Великое древо, как и все остальное, подвластно времени и смертно. Но оно простирает покровительственные ветви над богами и людьми, а малые деревья, как упомянутая выше Гудрун, теряют ветви и в конце концов падают.

Асы поднимают Гулльвейг на копья и три раза бросают в огонь. Лоренц Фрёлих (1895)

Появление ванов

Боги по большей части благополучно обустроились в Асгарде, когда на сцене появились новые божества – ваны. Возможно, это исконные, древние боги Скандинавии, а асы пришли туда в бронзовом веке с новыми племенами-завоевателями индоевропейского происхождения; однако у нас нет достоверных свидетельств о смене / чередовании культов в Скандинавии. В известных нам текстах ясно сказано, что именно асы были доминирующей группой; история богов вращается вокруг них.

Появление ванов предвещает приход Гулльвейг – злобной богини, враждебно относящейся к асам. Ее поднимают на копья и бросают в огонь:

…в палатах Высокого ее палили,
трижды сжигали трижды рожденную,
нередко сжигали, на редкость живуча[23].

Прорицание вёльвы. Стих 21