Скандалы (декабрь 2008)

К сожалению, одними тополями потери не ограничивались. Моя старшая сестра Анна, идейная революционерка, после нескольких лет ссор с семьей покинула наш дом. Она твердо стояла на своих позициях, отец, никогда не бывший горячим сторонником красных, твердо на своей. Уйдя из дома, Аня стала жить отдельно, работала учительницей в школе. В сентябре 1918 года она была расстреляна белыми. Ирония судьбы была в том, что очень скоро город был занят красными, которые тут же арестовали моего отца.

Мы жили в доме на первом этаже, а на втором организовали школу. В одну лютую зиму мы все отморозили руки - последствия этого я ощущаю до сих пор. В 1920 году нас выселили в домик без удобств на Ребровой балке, но я продолжала учиться в той же школе.

Когда уже, кажется, насовсем пришли красные, ближе к 1921 году, на улицах появились плакаты - длинные, несколько метров в длину и аршин в высоту, очень многословные. Помню, на одном из них рабочий играл в карты с буржуем. Рабочий показывал своему визави «двойку» с портретами вождей вместо мастей и говорил: «Ленин с Троцким наша двойка, вот попробуй-ка покрой-ка». Или священник перед обильно накрытым столом: «Все люди братья, люблю с них брать я».

Помню Первомай того года - шли большевики с алыми стягами и анархисты - с черными. Были еще и социалисты - у них тоже стяги были красные, но другого, бледного розоватого оттенка.

Водопьяный переулок

В 1921 году мы переехали из Кисловодска в Москву и поселились в квартире наших родственников, Гринбергов. Это была не обычная коммуналка. В те годы обыкновенно свое пальто гости уносили в комнату, а здесь и гости, и хозяева, все оставляли верхнее платье и обувь в одном месте; никто ни от кого не запирался.

Гринберги были обязаны «самоуплотниться» - так в какой-то момент у них поселилось семейство Бриков, и с ними Маяковский. Для меня до сих пор загадка, как им удалось этого добиться - объявили ли Брики себя рабочими (и на этом основании уплотнили моих родственников) или это было по знакомству (Брики хорошо знали семью Шехтелей, с которой дружили Гринберги). Этой троице отошла большая гостиная, часть которой была отгорожена ширмой, а в левом ее торце было рабочее место Маяковского. Большой коридор упирался в кухню, по бокам которой были так называемые «людские». Левая отошла моей сестре Лизе, правая недолго пустовала, а потом в ней поселилась прислуга Бриков. Я не училась - мест в школе не было - и все дни проводила у Аннушки, их домработницы. Аннушка была неграмотная, и я постоянно читала ей книги - Гоголя, Гончарова (и при этом постоянно удивлялась - почему видные деятели культуры Брики не могут порадеть в вопросе грамотности человеку, который о них заботится?). А потом, вечером, Аннушка шла убирать, и я вместе с ней безнаказанно заходила внутрь бриковских владений. Кстати, в одной из «людских» было разбитое окно, и там, не поверите, держали маленького поросеночка. В какой-то момент он забрался на подоконник и выпал, сломал ногу, после чего его съели.

Вся эта компания вечером отправлялась в ресторан или в театр: Лиля в какой-нибудь немыслимой розовой юбке, сзади эскорт мужчин… По моему, она была не то чтобы красива - она скорее могла казаться эффектной, могла себя подать. Очень любила наряды, грим и косметику… Ночами играли в карты - с ними играл и Роман Гринберг (впоследствии он уедет за границу в эмиграцию, где издаст альманах «Воздушные пути»). Маяковский будил мою сестру Лизу, та будила Бобу (так мы называли Романа), и тот несся в гостиную. Иногда быстро возвращался назад - если он проигрывал, его выставляли. Конечно, он ходил туда не только ради карт - он очень любил стихи, и ему с ними было просто интересно.

Маяковским я, девятилетняя девочка, восхищалась - его стихами, но еще больше - живописью. Постоянно хотела разглядеть его лицо, но из-за близорукости никак не могла. Удалось только раз, я влетела в ванную, где он, согнувшись, набирал воду, и в какой-то момент мои глаза оказались на одном уровне с его. Он посмотрел сквозь меня. И у меня тоже на мгновение появилось очень странное ощущение - как будто я вижу не его глаза, а стенку позади себя. Я, честно признаться, воровала у Маяковского краски - сейчас не очень понимаю, зачем: мне не то что рисовать, мне присесть в той квартире было негде. Но я мечтала стать художницей, как и моя сестра Рута.

Нас восхищала жизнь этой компании - мы их считали богемой, людьми, живущими яркой, беззаботной жизнью; ночи напролет за картами, на столе вино, конфеты. Понятно, что они были на самом деле весьма себе на уме.

Водопьяный переулок исчез, когда был построен Новокировский проспект.

«Дрезден»

С этим местом связана целая история. Этот бывший отель на Тверской раньше принадлежал купцу Андрееву, у которого было три дочери. Одна из них, Катерина, была объектом страсти - уже женатого к тому времени - Константина Бальмонта. Он ушел от жены, безуспешно требовал от нее развода - а сам жил в Доме Союзов с Катериной. Однажды они повздорили, и он выпрыгнул из окна и сломал ногу.