— Вдохновлю тебе на следующую сцену, которую мы напишем вечером, — горячо шепчу я, жадно накрывая приоткрытые на выдохе чувственные губы. И, конечно, она сопротивляется, упираясь ладонями в мою грудь, но эта игра в недотрогу мне порядком надоела. Обхватываю тонкие запасться Русланы, заводя их за спину и резко разворачиваясь вместе с ней, прижимаю девушку спиной к столу. Сокращаю расстояние между нашими телами. Наэлектризованное обжигающее желание витает в воздухе, я ощущаю, как последние доводы разума растворяются, когда она начинает отвечать на мой поцелуй с гортанный отчаянным стоном. Язык настойчиво толкается в нежную влажность ее рта, и, освобождая ее руки, обхватываю ладонями упругую попку, приподнимая и прижимая к пульсирующей эрекции.
— Ты спятил, Алекс. Если нас застукают… — бормочет девушка, когда я ненадолго отпускаю ее губы. Взгляд Русланы совершенно пьяный, обжигающий, шальной. Лгунья, ей так же наплевать на весь гребаный мир за запертой дверью, как и мне.
— Попробуй остановить меня, крошка, — ухмыляюсь я и снова поглощаю ее губы жадным поцелуем. Она сладкая, отзывчивая, потрясающая. Тонкие пальцы зарываются в мои волосы, ее язык не уступает моему в диком поединке. Черт, какого хрена мы не начали с этого еще том долбаном кафе? Столько времени потеряно зря. Рывком сажаю ее на столешницу, раздвигая ноги. Юбка задирается вверх, и ладони жадно скользят по стройным ногам, обтянутым тонким нейлоном. Чертовы колготки. Папки, бумаги, канцелярские принадлежности — всё летит на пол. Где-то на задворках сознания маячит разумная мысль, что сейчас не время и не место для того, что я задумал, но она растворяется в безумной потребности, когда я втискиваюсь между раздвинутых бедер девушки.
— Я могу порвать их? — хрипло спрашиваю я, одной рукой сжимая ее бедро, а второй торопливо расстёгивая пуговки на блузке. Как их много. Что за садист придумал пуговицы? И колготки, будь они неладны.
— Нет, как я домой пойду в разорванной блузке?
— Я про колготки, — уточняю я напряженным от желания голосом.
— И без них тоже придётся туго в ноябре месяце, — гортанно хихикает Лана. Блядь, даже ее смех кажется чертовски сексуальным.
— Тогда сними сама, — рычу я, потираясь выпуклостью на брюках о ее промежность. Девушка всхлипывает, выгибая спину, чувственно трется об меня, забыв о своей стратегии «никогда и ни за что». Черт, кажется, я справился с пуговицами. Распахиваю полы блузки и резко дергаю вниз бюстгальтер, решив не тратить время еще и на застежки. Ее взгляд становится совершенно безумным. Черт, уверен, я выгляжу точно так же. Сжимаю ладонями упругие холмики, потирая большими пальцами напряжённые крошечные соски.
— Потрясающе, — бормочу я, наклоняя голову и накрывая один сосок горячими губами, обвожу его по кругу, втягиваю в рот, ласкаю языком, заставляя ее всхлипывать и хотеть большего.
— Прекрати, Алекс, — хрипло просит Руслана, но на самом деле она отчаянно нуждается в том, чтобы я продолжил. Нам обоим это жизненно необходимо. Она пахнет сексом и клубникой. Бл*дь, как такое вообще возможно. Переключаюсь на другой сосок, скидывая с себя пиджак одним резким движением, не прекращая поступательных движений между ее бёдрами. Наличие преграды в виде ткани брюк, ее колготок и трусиков только усиливают желание, доводя его до апогея, до внезапной слепоты, когда мозг отключается, и окружающий мир перестает существовать. Не знаю, что заводит меня больше — она сама или ее темные фантазии, о которых я знаю все. Или понимание, что мы можем воплотить их все и придумать новые, если не остановимся, если она мне позволит. Чувствую, как ее пальчики забираются под мою рубашку, скользят по напряженным мышцам спины, впиваясь, царапая обнаженную кожу. Она жадная, нетерпеливая. Безумно-горячая. Я поднимаю голову и снова целую ее губы, на этот раз мы целуемся, как одичавшие, сталкиваясь зубами, кусаясь, словно собираясь поглотить друг друга. Моя ладонь оказывается под ее попкой снова, сильно, до синяков сжимая упругую ягодицу. Свободной рукой расстегиваю ремень, и звяканье металлической пряжки заставляет ее напрячься. Ее язык выскальзывает из моего рта, глаза тревожно распахиваются.