Скалаки

Иржик сквозь сумрак видел, как из леса проскакали два всадника. Едва они исчезли в темноте, вновь за окном промелькнуло несколько фигур. Люди бежали мимо березняка к ближайшей деревне. Спасаясь от ливня, они, словно ряженые, накинули на головы куртки и исчезали во тьме.

Иржик знал, что это были люди из княжеской свиты, искавшие смельчака, который напал на молодого князя. Усталые, промокшие, они возвращались ни с чем.

Камердинер нашел своего господина под деревом. Израненный, он был без чувств. Когда камердинер уже поднял князя, чтобы положить его на свою лошадь, к нему подбежали охотники, которые видели мчавшегося через поляну княжеского коня. Испуганное животное удалось поймать только у шатра. Мадемуазель фон Стреревитц, услышав шум, забыла о своей болезни и выбежала из шатра. Увидев окровавленного коня, она вскрикнула и попятилась назад. Вскоре доставили и всадника. Правда, доктор, пробужденный от приятных сновидений, признал ранение пустяковым, охота, однако, была испорчена. Все стали готовиться к возвращению в замок. Два охотника на конях во главе загонщиков бросились искать преступника. Но напрасно. Он спокойно сидел в Мартиновской усадьбе, задумчиво глядя в темноту ночи.

— Что с тобой?— спросила его хозяйка.

— Сохрани бог тех, кто теперь в лесу или в чистом поле.

— Правду говоришь! «Отче наш, иже еси…» —молилась хозяйка, ей вторил мальчуган, а губы старца тихонько шевелились.

Иржик встал и, пожелав им спокойной ночи, сказал, что идет спать на чердак.

В доме «На скале» в эту ночь тоже не спали. В тревоге за внучку старая бабушка молилась при свете сретенской свечи, шепча молитву против грозы. Полуодетый Балтазар Уждян, сидя на постели, разбушевался, как буря на дворе.

— Леший тебя дернул послать Лидушку так поздно за этой медуницей. Гроза застала ее в лесу либо в поле. Черт подери, вон что делается,—ворчал он, прислушиваясь.—Это нагонит страху и на старого кавалериста, не то что на девочку.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

МАТЕРНИЦКАЯ ПУЩА

В те времена, когда происходили эти события, в Находском панстве было много старых и обширных лесов.

Вблизи границ Находского панства и владений Полицкого монастыря тянется большой лес; часть его, где узкая долина проходит между высокими лесистыми холмами, известна в этих местах под названием «Матерницкой пущи». Нынче здесь кругом шумит молодой лес, но в те времена, о которых мы говорим, Матерницкая пуща была дикой, непроходимой дремучей чащей, разросшейся на крутых склонах.

В тот вечер, когда над Мартиновской усадьбой и в ее окрестностях разразилась страшная буря, в пуще был настоящий ад: непроглядная тьма окутала долину, лил дождь, в лесу бушевал ураган, выворачивавший с корнем сухие и слабые деревья. Раскаты грома следовали один за другим, вздувшийся ручей бурлил, кипел, разбиваясь в темноте о камни.

В самом узком месте долины, где между подножьями холмов протекал ручей, на густой кустарник, склонившийся над водой, падал красноватый свет. Этот свет исходил из маленького окошка старой избушки, скрытой в ложбинке склона, словно она спряталась там от посторонних взглядов.

В убогой светелке горела лучина, воткнутая в щель стены. У грубо сколоченного стола сидел седой как лунь, дряхлый, сгорбленный старик. Густая сеть морщин покрывала его лицо, кроткие глаза придавали ему выражение смирения и покоя. Увидев в окошко этого старика, каждый тотчас же, не колеблясь, постучался бы в дверь и попросил бы приюта. Но вряд ли кто-нибудь решился бы на это, если б заметил смуглолицего высокого человека, который развешивал на стене мокрый плащ.

На его угрюмом лице с орлиным носом и крепко сжатыми тонкими губами из-под густых бровей смотрели серые глаза. Это был Микулаш Скалак, бывший владелец усадьбы «На скале», вынужденный с отцом, сестрой и сыном бежать от господского гнева в эту глушь.

В ту морозную ночь, когда по совету старого драгуна они покинули свой дом, им пришлось брести по глубокому снегу, словно затравленным зверям. Многое они претерпели, особенно больная Мария, скрываясь поодиночке в соседнем панстве, пока не нашли этой лачуги. Верный Цыган не следовал за ними по их скорбному пути, он околел от ран, полученных в борьбе с камердинером.

Беда и нужда преследовали их; немало хлебнули они горя.

Когда же растаял первый снег и вновь буйно зазеленели леса, бедная Мария, так и не оправившаяся от болезни, тихо угасла на руках своего отца.

С этого момента ее брат стал еще более угрюмым и неразговорчивым. Старику казалось, что сына постоянно одолевают какие-то тяжелые мысли.

Они прожили несколько лет в этом тихом укрытии, но тревога и беспокойство так и не оставляли их.

— Я думал, что ты не придешь в такую бурю,—сказал старик.

— Я задержался в лесу. Сегодня недалеко от нас была панская охота. Один человек, который пришел оттуда, рассказал, что там кто-то хотел убить молодого князя.

— Но не убил?

— Нет, удар пришелся по коню. А жаль!

— Микулаш! —вскричал с укором старик.

— Это он нас выгнал из дома, это он загубил Марию, это он…

— Молчи! «Мне отмщение, и аз воздам», сказал господь. Подай библию, Микулаш.