Скачка тринадцати

И они тихо-мирно все обсудили. В течение первого месяца Оливер управится со всеми своими соревнованиями, а потом отправится к Кассиди в Америку. Второй месяц они проведут вместе и вернутся домой в ноябре. А Мона пока что поселится в квартирке при конюшне, чтобы приглядывать за домом. На тот месяц, что его не будет, Оливер решил нанять второго конюха.

— Проще простого! — подытожил Оливер. — И стоило из-за этого ссориться?

В то время, как Болингброки доедали десерт и обдумывали поездку, заехал их старый семейный адвокат (он, собственно, заранее договорился об этом визите, но они про него забыли), чтобы заверить их подписи на какой-то сложной доверенности, связанной с завещанием.

Оливер вышел встретить адвоката и провел его на кухню. Адвокат, как и Оливер, был человек интеллигентный и с первого взгляда оценил внутреннее достоинство, таящееся под простоватой деревенской внешностью Моны.

Мона сразу спросила со своим тягучим валлийским выговором: «Может, мне лучше выйти?» Адвокат любезно попросил ее остаться. Сказал, что ему нужен свидетель, чтобы заверить подписи. Мона убрала со стола и расписалась в указанном месте.

— Ну а теперь, миссис Уоткинс, — как бы между прочим заметил адвокат, — быть может, вы тоже хотите распорядиться своим имуществом?

— Это как? — не поняла Мона.

— Вы написали завещание? — спросил адвокат. — Если нет, можно составить его сейчас.

— Да, в самом деле, — вмешался Оливер. Ему хотелось вознаградить Мону и при этом не оскорбить ее. — Без завещания никак нельзя.

— Да я уж однажды говорила об этом со своими, — сказала Мона. — Перегрин хочет, чтобы я все оставила Джоанн.

Адвокат с улыбкой вытащил из своего набитого «дипломата» готовый бланк завещания и написал на нем под диктовку Моны ее полное имя и адрес.

Потом спросил, кому она хочет оставить личное имущество.

— Личное имущество? — переспросила Мона.

— Ну да, всякие мелкие вещи.

— А-а, навроде велосипеда! — кивнула Мона. — Ну…

Она призадумалась.

— Ну, велосипед-то мой Джоанн не надобен. Попрошу-ка я Касси или Оливера отдать мой старый велосипед кому-нибудь, кому он сгодится. Э, а что, если мне попросту попросить их обойтись с моим старьем, как они сочтут нужным?

Адвокат вписал в завещание в графе «душеприказчик» «Кассиди Ловлас Уорд». Потом, когда Мона отправилась домой, адвокат с Оливером проводили ее до ближайшего паба, попросили двух незнакомых людей засвидетельствовать ее подпись и выставили им в благодарность по кружке пива.

Кассиди полагала, что распорядиться «старьем» Моны — это наименьшее, что она может сделать для пожилой женщины. Но Кассиди от души надеялась, что ей не придется этим заниматься. Оливер вернулся из паба улыбающийся, и они с Кассиди отправились в постель в самом радужном настроении.

Пришло время, когда Кассиди отправилась в свое длительное турне по Америке. Оливер, оставшись один, выиграл тем не менее Европейский конный Гран-При и был избран Спортсменом Года. Мона, ездившая с Оливером, чтобы присматривать за лошадьми, была на вершине счастья.

Когда миновал первый месяц турне Кассиди, Оливер заботливо вселил Мону в квартирку при конюшне и нанял конюха — еще более старого, чем Мона, — который должен был каждый день приезжать — на своем велосипеде — помогать работать лошадей. Мона спокойно отправила Оливера к Кассиди и принялась терзаться искушением. Искушений было немало: холодильник, набитый продуктами, цветной телевизор, отсутствие необходимости кидать монетки в счетчик каждый раз, как надо сварить обед или включить отопление… Мона, живя в своем коттеджике, аккуратно оплачивала все счета и даже ухитрялась понемногу откладывать на черный день. Она всю жизнь довольствовалась малым.

После завершения триумфального турне Оливер с Кассиди ненадолго остались в Америке, отдохнуть перед возвращением домой. Однажды в разговоре Оливер сказал Кассиди, что надо бы повысить Моне жалованье.

— Мы и так уже платим ей по максимуму, — заметила Кассиди.

— Но она ведь заслуживает большего! — возразил Оливер.

— Ну ладно… — зевнула Кассиди. — И еще тебе нужна новая лошадь. Ты ведь вроде говорил, что серый стареет?

А тем временем Мона на другом конце света чистила отяжелевшего серого хитреца и с грустью думала, что скоро Оливер его продаст. Старичку стукнуло пятнадцать, и он утратил былую резвость.

Моне было нехорошо. Ее лихорадило. Но она не обращала на это внимания. Как и все здоровые люди, она не замечала, что заболевает.

На следующее утро, взглянув на ее горящее лицо, старый конюх сказал, что с лошадьми управится сам, а ей хорошо бы взять велосипед и съездить к доктору. Мона чувствовала себя достаточно плохо, чтобы послушаться. У доктора она с облегчением узнала, что у нее всего-навсего грипп.