Читаем Sixty Years Behind полностью

Sixty Years Behind

Альбом посвящен 60-летию со дня рождения московского живописца Александра Толстикова, действительного члена Российской академии художеств и члена-корреспондента Российской академии наук. По мнению Санкт-Петербургского искусствоведа Ю.В. Мудрова, творческая эволюция А. Толстикова любопытна своей нестандартностью. Чаще всего художники начинают познавать и воспринимать мир, следуя натуре, и лишь потом приходят к идее создания образов-размышлений, а у Толстикова наоборот. Уже в 1980–1990 годах в творчестве живописца преобладают произведения, в которых он размышляет о времени, о смысле бытия, создавая образы, вызывающие множественные ассоциативные впечатления. Вероятно, обращение к философско-отвлеченным темам было необходимым этапом, чтобы вернуться вновь к тому самому простому и сложному, что представляет собой портрет. Александр Толстиков предпочитает писать женские образы, что неудивительно, так как женщина с ее ярким миром эмоциональных переживаний, выразительной внешностью, является идеальной моделью. Однако мужские портреты художника запоминаются не меньше. Его герои – ученые, деятели культуры – люди немолодые, с богатой биографией. Завершая краткий обзор творчества живописца Александра Толстикова, можно с уверенностью сказать, что он смелый экспериментатор, и поэтому его портреты так разнообразны по подходу и умению донести до зрителя мир портретируемого, его характер и чувства. Издание рассчитано на специалистов и широкий круг любителей изобразительного искусства.

Александр Толстиков

Прочее / Изобразительное искусство, фотография18+

<p>Александр Толстиков</p><p>Sixty Years Behind</p>

«С чем вы смешиваете свои краски?»

– «Я смешиваю их с моими мозгами, сэр».

Ответ английского портретиста Джона Опи

Было время, когда в погоне за оригинальностью и признанием, в надежде заработать денег, я изучил многие стили, перелопатив практически всю историю изобразительного искусства. Я кривлялся и в этих кривляньях проходил то, что уже было давно освоено и пройдено другими. Меня ненадолго привлек сюрреализм, метафизический реализм, я пробовал силы в символизме, доведя его до абсурдных, самому непонятных крайностей, насыщенных эзотерикой, мистикой, каббалой и другими древними иудейскими текстами. Вскоре после этого меня бросило в сторону неореализма и неоклассицизма. Уходил я и в чистую коммерцию, делая парафразы и компиляции на основе композиций известных голландских художником 17 века – мастеров постановочных натюрмортов. Накрасил бесчисленное количество тромплёев – иллюзорных обманок с насекомыми и предметами быта. Потом вдруг решил окунуться в пастозную живопись русского импрессионизма, начал писать натюрморты с цветами, преимущественно с розами и сиренью а-ля Коровин и Кончаловский. Стал использовать мастихин как основной технический инструмент, укладывал краску килограммами на холст. Все эти опусы нравились зрителям и покупались, но в душе у меня было пусто и холодно.

Далее двинулся я в сторону беспредметной живописи и потерпел полную неудачу. Понял, не мое это! Нет меня ни в супрематизме, ни в кубизме, ни в лучизме, ни в каком другом направлении авангардизма. Мозги мои, дисциплинированные научными занятиями, это не воспринимали и не выдавали полезной информации. Не пытался я себя увидеть в рядах современных пейзажистов – левитанистов, шишкинистов и других истовых апологетов.

И вернулся я к тому, что всегда волновало больше всего – к человеку, к образу человеческому, к портрету. К тому, чему изначально был обучен, и обучен крепко. И так прикипел к жанру портрета, что не расстаюсь с ним последние 10 лет. В изображениях людей предпочтение отдаю молодым женщинам и мужчинам старшего поколения, старикам с интересной историей – известным ученым и деятелям культуры.