Сивилла

— Эти люди, эти люди, эти люди…

— Какие люди? — спросила доктор Уилбур, сидевшая возле Пегги на кушетке.

— Люди? Да, люди, — рассеянно ответила Пегги. — Они меня ждут.

— Как их зовут?

— Стекло, — сказала Пегги, игнорируя вопрос. — Я вижу стекло. Я собираюсь разбить это стекло и убежать. Я собираюсь убежать отсюда! Я не хочу оставаться. Не хочу. Не хочу!

— Убежать от чего? — спросила доктор Уилбур.

— От боли. Болит, — прошептала Пегги. Она начала всхлипывать.

— Что болит?

— Болит. Болит. Болит голова. Болит горло.

Полились слова жалоб. Потом последовало гневное обвинение:

— Вы не хотите, чтобы я убежала. — Становясь враждебной, Пегги предупредила: — Я разобью стекло и убегу, если вы не хотите меня отпустить.

— А почему бы тебе не выйти через дверь? Иди, открой ее.

— Я не могу! — вскрикнула Пегги. Она встала с кушетки и стала метаться, словно попавший в западню зверь.

— Ты можешь это сделать, — настаивала доктор. — Она перед тобой. Иди и открой ее!

— Я хочу выбраться! Я хочу выбраться! — продолжала Пегги с нарастающим страхом.

— Очень хорошо. Просто поверни ручку и открой дверь.

— Нет, я останусь здесь, возле белого дома с черными ставнями, с крыльцом и гаражом. — Неожиданно Пегги успокоилась и добавила: — В этом гараже стоит автомобиль моего папы.

— Где ты находишься? В Уиллоу-Корнерсе? — спросила доктор.

— Я не скажу! Не скажу! — зачастила Пегги.

— А доктору Уилбур ты могла бы рассказать?

— Да.

— Значит, ей ты расскажешь?

— Да.

— Тогда говори, рассказывай доктору Уилбур.

— Доктор Уилбур ушла, — неуверенно ответила Пегги.

— Доктор Уилбур здесь.

— Нет, она ушла и бросила нас в Омахе, — возразила Пегги. — Вы не доктор Уилбур. Разве вы сами не знаете? Я должна найти ее. — Покой испарился, и вновь вернулась истерия. Пегги взмолилась: — Выпустите меня!

Эти мольбы, похоже, не имели никакого отношения к конкретному посещению и к конкретному моменту. Эти мольбы шли из прошлого, которое для Пегги было настоящим. Из прошлого, которое дотянулось до нее, окружило ее и цепко держало.

— Открой дверь, — твердо сказала доктор.

— Я не могу пройти через дверь. Я никогда через нее не пройду. Никогда.

— Она заперта?

— Я не могу пройти через нее. — Это было хныканье обиженного ребенка. — Мне нужно выйти отсюда.

— Откуда, Пегги?

— Оттуда, где я сейчас. Мне не нравятся эти люди, эти места и вообще все. Я хочу выйти.

— Какие люди? Какие места?

— Эти люди и эта музыка. — Пегги задыхалась. — Эти люди и эта музыка. Музыка все крутится, крутится и крутится. Вы же видите этих людей. Мне не нравятся эти люди, эти места и вааще все. Я хочу выйти. Ой, выпустите меня! Пожалуйста! Пожалуйста!

— Поверни ручку и открой дверь.

— Не могу. — Ярость Пегги вдруг переключилась на доктора: — Как вы не понимаете?

— Может быть, все-таки попробуешь? Ты ведь даже не пыталась. Почему бы тебе не повернуть ручку и не открыть дверь? — настаивала доктор.

— Это не дверная ручка, и она не повернется. Вы что, не видите?

— А ты попробуй.

— Пробовать без толку. — Последовало мгновенное расслабление, но это было расслабление отчаяния, смирения перед судьбой. — Они не дадут мне ничего сделать. Они думают, что я ни на что не способна, что я смешная и руки у меня смешные. Никто меня не любит.

— Я тебя люблю, Пегги.

— Ой, они не дадут мне ничего сделать. Больно. Очень больно, — всхлипывала Пегги. — Этим людям все равно.

— Доктору Уилбур не все равно. Она расспрашивает тебя обо всем.

— Всем все равно, — безнадежно ответила Пегги. — И эти руки ранят.

— Твои руки?

— Нет, другие руки. Руки налезают. Руки, которые ранят!

— Чьи руки?

— Не скажу. — Опять этот детский тон. — Я никому не обязана рассказывать, если не хочу.

— Что еще ранит?

— Музыка ранит. — Пегги снова говорила тихим задыхающимся шепотом. — Люди и музыка.

— Какая музыка? Почему?

— Я не скажу.

Доктор Уилбур осторожно обняла Пегги за плечи и помогла ей сесть на кушетку. Тронутая этим, Пегги тихо пожаловалась:

— Понимаете, всем все равно. И ни с кем нельзя поговорить. Ты вроде как неприкаянная. — Наступило молчание. Затем Пегги сказала: — Я вижу деревья, дом, школу. Я вижу гараж. Я хочу войти в него. Тогда все будет в порядке. Тогда будет не так больно. Боль будет не такой сильной.

— Почему?

— Больно, когда ты недостаточно хорош.

— А почему ты недостаточно хороша? Расскажи доктору Уилбур побольше о том, почему бывает больно и что это значит.

— Меня никто не любит. А я хочу, чтобы кто-нибудь хоть немножко заботился обо мне. Нельзя любить кого-нибудь, когда всем все равно.

— Продолжай. Расскажи доктору Уилбур, в чем там сложности.

— Я хочу кого-нибудь любить и хочу, чтобы кто-нибудь любил меня. Но никто не хочет. Вот почему больно. В этом вся и разница. А когда всем все равно, от этого начинаешь беситься, хочется говорить всякие вещи, рвать все, бить, лезть сквозь стекло.

Неожиданно Пегги умолкла и исчезла. На том месте, где она сидела, теперь находилась Сивилла.

— У меня вновь была фуга? — спросила Сивилла, быстро отстраняясь от доктора. Она была испугана и встревожена.

Доктор кивнула.