Уже первый император династии Хань после того, как потерпел поражение от сюнну, понял, что проблему северных соседей надо как-то решать. Гражданская война отгремела совсем недавно, центральная власть была еще слаба, и окраинные княжества лелеяли мечты о независимости. Маодунь был опасен и сам по себе, и тем, что его держава служила вечным соблазном для всех, кто был недоволен правлением новоявленной династии Хань. И тогда один из приближенных императора, Лю Цзин, выступил с инициативой:
«Если вы, Ваше Величество, сможете отдать Маодуню в жены свою старшую дочь от вашей первой жены, отправив ее с богатыми дарами, он поймет, что его уважают, и варвары непременно будут относиться к ней с почтением, провозгласят ее яньчжи. Когда у нее родится сын, он непременно будет назначен наследником и [в свое время] сменит шаньюя. Почему так произойдет? А из-за жадности к ценным вещам. Вы же, Ваше Величество, ежегодно посезонно посылайте в дар то, что в Хань имеется в избытке, а у сюнну недостает, и каждый раз справляйтесь о здоровье шаньюя. Кроме того, направляйте к ним бяньши, чтобы они деликатно наставляли их в правилах поведения и в ритуале. Пока Маодуньжив, он будет вашим зятем, а когда умрет, шаньюем станет ваш внук. А разве видано, чтобы внук осмеливался относиться к деду как к равному?»{93}
Забегая вперед (подробнее мы будем говорить об этом в главе, посвященной обычаям сюнну), скажем, что Лю Цзин ошибся в своих расчетах. Китайцы считали почтительное отношение к предкам высшей из возможных добродетелей, и мужчина, который продал жену и детей в рабство для того, чтобы содержать своих престарелых родителей, почитался конфуцианцами как образцовый семьянин. Но сюнну придерживались других традиций, у них взрослый внук-воин действительно относился к дряхлому деду не как к равному — он относился к нему как к низшему. Сыма Цянь писал о сюнну: «Они ценят мужество и силу, с пренебрежением относятся к старым и слабым»{94}.
Однако узнать, насколько почтительным внуком стал бы сын сюннуского шаньюя и китайской принцессы, императору не довелось. Поначалу он оценил совет Лю Цзина, но его главная супруга Люй-хоу (во вдовстве носившая титул Гао-хоу) воспротивилась тому, чтобы ее единственную дочь отправили к варварам. Тогда было решено взять девушку из обычной семьи и отослать к Маодуню, выдав за дочь императора. Свадьба состоялась, и китайцы заключили с сюнну «договор о мире, основанный на родстве»{95}. Кроме того, они обязались «ежегодно посылать сюнну определенное количество хлопка и шелка, вина, риса и других продуктов питания». Но надежды Гаоцзу на мир не оправдались: Сыма Цянь сообщает, что после свадьбы Маодунь всего лишь «несколько сократил» свои набеги на земли новых родственников{96}. Не исключено, что шаньюй догадался о подмене. Правда, древние хроники, насколько известно авторам настоящей книги, об этом умалчивают, и лишь составленный в X веке географический трактат «Тайпин хуаньюйцзи»{97} сообщает: «Ложно поставили дочь титулованного лица вместо принцессы, а так как сюнну не поверили, то [все дело оказалось] бесполезным»{98}. И это очень похоже на правду, потому что лжепринцесса не оставила в истории взаимоотношения двух держав никакого следа. Наследником Маодуня стал сын от другой женщины. Сам же Маодунь, как будто забыв, что уже женат на императорской дочке, после смерти императора посватался к его вдове.
Отметим, что впоследствии китайцы в рамках «договоров о мире, основанных на родстве» неоднократно посылали в жены сюннуским шаньюям «принцесс императорского рода». Трудно допустить, что принцессы каждый раз оказывались подменными, тем не менее набеги сюнну на приграничные территории Поднебесной не прекращались — очередная стычка и даже серьезная война могли состояться уже через несколько лет после поступления в степь очередной невесты. Возможно, девушки эти были дочерьми императора не от главной жены, а от какой-либо из многочисленных обитательниц его гарема, поэтому шаньюй не слишком считались с таким родством. По крайней мере однажды, в 33 году до н. э., император Юань-ди в ответ на просьбу шаньюя о родстве с Хань пожаловал ему «наложницу Ван Лян по прозвищу Чжаоцзюнь, происходившую из добронравной семьи»{99}.
Сколько именно девушек было отослано в жены сюннуским шаньюям, сказать трудно. Несколько таких браков прямо названы хронистами. Гораздо чаще упоминается лишь заключение «договора о мире, основанного на родстве» — теоретически такой договор предполагал брачную церемонию, но не исключено, что она была необязательной{100}. Впоследствии китайцы едва ли не каждые несколько лет заключали с сюнну подобные договоры, но хронисты далеко не всегда упоминают при этом принцесс, которых приносили в жертву большой политике, отправляя на вечное жительство к варварам.