- Прости, Димка, я не смог защитить их обеих. Но я пытался. Я делал всё возможное! И Иринка тоже. Она смелая девочка. Ты сам в этом скоро убедишься. Вот вырастет, всем пацанам фору даст! Ну же, возьми сестру, унеси её отсюда. Тут плохо, пахнет смертью. Скоро придут бесы и будут срать на пепелище! Так уж они устроены, могут лишь только глумиться. Смотрите сколько денег! Не перечесть! Подходите все, кому не лень! Это поле чудес! Ха! Кто хочет приз?.. – Самохин снова стал выпадать из реальности; Димке пришлось прервать его бессвязную тираду:
- Отец, мы вытащим тебя отсюда. Это вовсе не конец. Ты понимаешь меня?
- Нет. Я с места не сдвинусь! Я их дождусь, хочу посмотреть в глаза. Что там, на месте глаз, евроценты или копейки, куда нынче курс стремится, в какой оф-шорт урожай прятать... Хе... А Иринку возьмите, незачем ей на гадость треклятую смотреть, ещё не на такое в жизни насмотрится. Ну же, милая, скажи папочке, до свидания...
- Отец...
- Димка, прости меня, непутёвого. Христом-богом прошу, прости! Я, правда, сделал всё что мог. Ирина, ну проснись хоть на минутку... Ради меня. Скажи, что не сердишься... Ну или что сердишься, только честно.
- Папа... всё хорошо. Я люблю... тебя и маму. Всегда буду любить.
Гнус с Димкой стояли, как вкопанные, смотрели на обгорелый трупик в руках безумно улыбающегося Самохина-старшего и не верили собственным ушам.
Первым отмер Гнус, обернулся.
Соня застыла позади него, прижав руки к груди, сжав ладошки в кулачки. Взор девчушки был устремлён на умирающего взрослого со страшной поклажей на руках.
- Папочка тоже тебя любит, родная. И мамочка. Но сейчас тебе лучше пойти с братом. У папочки дела. Нужно отмстить за мамочку. Ты ведь меня понимаешь? – Не дожидаясь ответа Самохин протянул мёртвую Иринку, как дар.
- Я понимаю, – сказала Соня; по щекам девочки сбегали слёзные дорожки.
- Тут где-то Звон бродит. Его подберите тоже. Чего твари мучиться...
Димка принял сестру на руки; Самохин-старший сразу обмяк, будто лишился тяжёлой ноши, довлевшей над его бренным существом всё это время, не позволяя испустить дух.
Гнус указал на торчащие из-под обломков шпаклёвки клыки. Звона больше не было, он стал частью бетонного скопления, впитавшего в себя не только страдания людей, но и боль животных.
Они, покачиваясь, брели вниз по крошащемуся гравию, обходя хвостовое оперение подбитого вертолёта, когда Димка вдруг сказал:
- Иринка первой назвала маму мамой. Отец всегда завидовал ей. Хм...
Гнус обернулся на спотыкающуюся позади Соню.
- Это ведь её первые слова? Ну... в своём теле?
- Думаю, да.
- Знаменательно произошло я бы сказал. Как в кино.
Димка молча кивнул.
- Ты почему не послушалась? – спросил Гнус Соню. – Я же сказал не высовываться.
Девочка остановилась. Присела, совсем как животное, готовая бежать при первой же опасности.
- Всё-таки она не человек, – вынес вердикт Гнус, отворачиваясь. – Но всё равно, спасибо. То, что ты сделала, вполне человечно.
- Иринку нужно похоронить здесь, – Димка остановился. – Как думаешь? Мне кажется, не нужно увозить её далеко от родителей.
- Тело нужно сжечь, – твёрдо сказал Гнус.
- Чего?
- Ты же сам видел. Большая часть из того, что на нас сегодня нападало – люди. Их просто переделали и заставили убивать. Если хочешь в дальнейшем избежать неприятных сюрпризов, мой тебе совет: сожги сестру.
Тело Иринки сожгли на месте сквера там, где раньше были качели и карусель. Димка отсчитал шаги от уцелевшей проезжей части, других ориентиров у него не было. Соня следовала по пятам, будто тень. Такое ощущение, девочка чувствовала себя виноватой. Извиниться она не могла, так как ещё не научилась толком общаться. Чувства проявляла по-детски банально, может даже немного навязчиво.
Дорога на Малинищи уцелела. На пути никто не попадался, и Димка вдавил педаль газ в пол, видя, как медленно, но верно угасает Гнус. Друг был не жилец – слишком много хапнул радиации, – что делать с ним в убежище Димка не знал. Однако он всё равно спешил, стараясь выполнить долг дружбы: нельзя допустить чтобы Гнус отдал концы вот так, посреди пути, так и не достигнув поставленной перед ними цели: доставить девочку целой и невредимой.
«Мы ведь даже толком не знаем, действительно ли Соня может помочь... Хочет ли этого она сама? Ведь, вполне возможно, цель её прихода совершенно иная! Так или иначе, она необходимый стимул. В мире, лишённом смысла, девочка стала лучиком новой надежды, ни будь которого, возможно, не было бы всего этого, а отец так и лежал бы с мёртвой Иринкой на груди, дожидаясь прихода тварей...»
Димка старался гнать плохие мысли из головы, заставлял себя сосредоточиться на асфальтированном покрытии и на мелькающих указателях – тех, что ещё сохранились. Раньше он добрался бы до места назначения и с завязанными глазами, сейчас же, после всего случившегося, мог запросто укатить абы куда, толком и не заметив этого.