На пороге всё тот же губастый официант, который обслуживал их в ресторане. Он вкатывает в номер тележку, накрытую большой кружевной салфеткой. Под салфеткой, которую официант откинул жестом фокусника, являющего публике чудо, обнаруживаются две тарелки глазуньи, тарелка с кремовыми пирожными и две железных вазочки с мороженным.
– С Вас три тысячи рублей, – говорит губастый иллюзионист, заканчивая выставлять тарелки на журнальный столик.
Отсчитывая деньги, Кир с состраданием осознаёт, что весь его остаточный капитал неумолимо стремится к концу.
– Ба, знакомые лица? – официант как будто только сейчас, после того как пересчитал деньги и убедился, что к ним добавлен косарь на чай, решил узнать старых знакомых. – И чего Вам в такую рань не спится? Семь утра, спать бы ещё да спать. Или Вы здесь в командировке?
– Нет, мы тут отдыхаем, как на курорте, – приветливо улыбается Кир. – А что, кроме нас здесь никто не завтракает?
– Да здесь вообще редко кто завтрак в номер заказывает. Обычно вниз спускаются, в ресторан, а в выходные так вообще пусто, особенно здесь в люксах.
Официант, распрощавшись, пятится задом, выкатывая из дверей тележку, а Алёнка тем временем с аппетитом хрустит поджаренным хлебом.
– В первый раз ем такую дорогую яичницу, говорит она, макая в глазунью кусочек тоста.
– Ну и как? Отличается от обыкновенной? – спрашивает Кир.
– Конечно! Она просто тает во рту, попробуй, – Алёнка обмакивает в желтке ещё один кусочек и протягивает Киру. Он берёт его губами из её руки, как невиданный дорогой деликатес и мычит от удовольствия.
– Вкуснотища, я и правда не пробовал ничего такого. А может из твоих рук всё такое вкусное?
– Не знаю, никого ещё не кормила с руки, тем более едой из ресторана.
– Ничего, сегодня вечером попробуем поэкспериментировать с обыкновенной едой из гастронома.
– Сегодня мы будем ужинать дома каждый у себя, – со вздохом сожаления говорит Алёнка.
– Ты знаешь, а я бы остался ещё на ночку, – Кир с разбега плюхается на огромную кровать. – Я здесь каким то лордом себя чувствую. Как в фильме «Красотка», смотрела?
Алёнка возмущенно приоткрывает маленький ротик,
– Лорд, говоришь, как в фильме «Красотка»? А я значит кто, по-твоему, из фильма «Красотка»? Это намёк что ли? Она прыгает на него сверху и накрывает подушкой его голову. В шуточной борьбе они сбивают в комок застеленную простынь, лупят друг друга подушками так, что по всему номеру снегопадом кружатся перья. Баталия заканчивается новой приятной вознёй теперь уже на разгромленной кровати.
Через полчаса они находят себя лежащими в обнимку поперёк кровати. Взлохмаченный и мокрый Кир пускает белые кольца в потолок.
– Даже не хочется уходить отсюда. Я бы с удовольствием осталась здесь жить, – говорит Алёнка глазами изучая белый плафон на потолке.
– Во-первых: у нас впереди ещё четыре часа, – Кир садится на кровати, подвернув под себя ноги.
– Во-вторых: у нас ещё полбутылки шампанского. В третьих, ммм…– Кир замешкался, – в-третьих: мороженное уже растаяло. А в-четвёртых: если хочешь, мы останемся здесь ещё на ночь.
– Нет, это дорого, я же просто так, пошутила, – в голосе Алёнки Кир уловил надежду.
– Можно попробовать без денег.
– Как, опять эти штучки? – она вонзила в Кира укоризненный взгляд. – Это, пожалуйста, без меня.
– Всё, забудь, вспомни лучше пункт один: у нас ещё уйма времени.
***
Чем сильнее пытаешься зацепиться за время, удержать его, тем изворотливее и быстрее оно ускользает.
– Танцевать хочу! – захмелевшая Алёнка кружится со стаканом в руке. На ней мокрая рубашка Кира, на которую она пролила растаявшее мороженное, потом постирала и таким образом решила быстро высушить на себе.
Кир нашёл в телевизоре кабельный канал MTV и теперь оттуда льётся песня «Aerosmith». Алёнка извивается и кружится в такт музыке, и Кир с замиранием сердца смотрит на её миниатюрные гладкие ножки и на упругие вздернутые вверх соски, просвечивающие через мокрую ткань рубахи.
I go crazy, crazy, Baby, I go Crazy – хриплый бархатный голос и ритмичная плавная музыка наполняют Кира блаженным спокойствием. Он словно оказывается погруженным в центр самого крутого клипа, который когда-либо видел. Ударники отбивают медленный ритм, и вместе с ними замедляется ритм ударов сердца.
В глазах Кира всё вокруг пульсирует созвучно с этим неторопливым успокаивающим ритмом. Под гитарный перебор плавно колышется белая скатерть на журнальном столике, зелёные ромбы на обоях приходят в движение и переплетаются, образуя причудливые узоры. Всё кружится и танцует вокруг Кира в такт этой волшебной музыке, и в центре этого танца находится она. Она кружится около стула, где он сидит, словно порхает, быстро перебирая босыми ножками. Он пытается поймать её тонкую неосязаемую, но она ускользает из его рук как белый мотылёк. Её движения настолько свободны и легки, как будто она и есть источник этой музыки, музыки которая льётся прямо в душу, и которая не должна заканчиваться.