Дурачок. Во-первых, всех «его людей» мы знали до единого. Скучающие пенсионеры и три восторженные студентки. Во-вторых, «его» людьми они могли считаться настолько же, насколько его собственностью мог считаться стул, на котором он сейчас сидел. Первая же беседа любого из нас с любым из них развалила бы все Кимовы представления о его революционном братстве.
– Господин Ким, – заговорила я официальным тоном, глядя сквозь него, – уведомляю о том, что ваша деятельность нелегальна и подпадает под действие «Закона о сохранении основ Общества абсолютной Свободы» (том пятый, глава шестая «Свода Системных прав и законов»). Согласно Закону о сохранении, рейтинг лиц, участвующих в вашей деятельности, может быть понижен до одного или двух баллов. Вам, как инициатору нелегальной деятельности, рейтинг может быть понижен до нуля.
Я договорила и посмотрела ему в глаза. Надо отдать должное, держится он неплохо. Только губа нижняя немного дрожит. И на биочасы косится, боится, что прямо сейчас начнется.
– Убивайте меня и будьте прокляты, – глухо сказал он наконец.
– Я не сказала «будет понижен», – продолжила я бесстрастным тоном. – Я сказала «может быть понижен».
– Я не стану предателем!
– Ни о чем подобном я вас и не прошу. Вы Свободны.
Мне пришлось повторить последнюю фразу три раза, прежде чем до него дошло.
– В каком смысле я Свободен?
– В том смысле, что вы можете идти.
– Ага, – неприятно засмеялся он, – я понял. Выйду отсюда и свалюсь с нулевым рейтингом на ваших ступеньках.
– Нет, Андрей, – ответила я, – ничего подобного не произойдет. Ваш рейтинг сохранится. Рейтинг членов вашего кружка тоже. Повторяю: вы Свободны.
Он совершенно растерялся. Встал. Потоптался на месте. Пошел было к двери, потом вернулся. Было видно, что ему хочется задать вопрос, но он не решается – гордый. Постоял. Снова пошел. И все-таки остановился в дверном проеме.
– Да… Но… Что же теперь со мной будет?
Ага! Вот он, момент истины! С деланым безразличием я пожала плечами.
– Ничего не будет. Я еще раз говорю: вы – Свободны!
Он ушел в совершенном недоумении.
Потом, следуя плану Вебера, мы провели еще пять или шесть встреч, причем каждая последующая была ровно в два раза теплее предыдущей. Ну да, мне помогал «Телемед» – во время общения со мной биочасы Кима поставляли в его кровь новый и замечательно легкий препарат Q-10, вызывающий приятное волнение и короткую эйфорию. Мерзковато, конечно, но в этой моей новой работе на многое приходилось закрывать глаза, иначе жить было бы просто невозможно.
В итоге мы подружились – Ким мне поверил. Думаю, он решил, что ему очень повезло – в ряды его революционного кружка вступила сотрудница ГССБ, дочь одного из творцов Системы, мечтающая отомстить за отца. Побывавшая на грани смерти в зоне Е. Потерявшая отца, мать, мужа. От души ненавидящая человека, которому подчиняется. Чем, конечно, хороша была моя история, так это тем, что и придумывать ничего особенно было не надо, и все мои эмоции были подлинными. Разговаривала с ним я действительно искренне.
Ким стал моим личным биоби-мастером, другом, младшим товарищем и – наполовину записками, наполовину жарким эзоповым шепотом – рассказал мне, на что, собственно, рассчитывает.
Он не был дураком и не считал себя единственным лучом света в царстве тьмы. Он искал этот луч. Он верил, что где-то существует штаб настоящего Сопротивления. Умные люди с возможностями – где-то в высших, элитарных слоях, среди А-плюсового чиновничества или крупного бизнеса. Ким искал этот штаб, верил, что найдет его, и эта вера придавала смысл его жизни.
Я доложила об этом Веберу и спросила:
– Что вы собираетесь с ним делать? Зачем он вам вообще? Он же безобидный.
– Ни за чем, – ответил Макс холодно. – Просто держи руку на пульсе.
Больше вопросов я не задавала. Держать руку на Кимовом пульсе было приятно и несложно: он был милым и романтичным, читал мне стихи и искренне верил, что однажды Сопротивление победит.
– Прощай, Андрей, – сказала я, подавая Киму руку. – Заберешь к себе Субботу, пока меня не будет?
– Конечно, моя госпожа.
Это дурацкое обращение биоби-мастера к заказчику было очень популярно в зоне А, а еще больше в А-плюсе. Все не могу привыкнуть.
– Просила же не называть меня так…
Я еще раз сжала его теплую и крепкую ладонь и полезла в авиакар.
– Вот это да, – сказал мне Андрей в спину, – скоро вы увидите самого Тео Буклийе.
В интонациях Кима сейчас явственно читалось: «ШТОП ОН ЗДОХ».
– С ума сойти. Вот бы оказаться на вашем месте, – продолжал он деревянным тоном.
– Напьешься – будешь, – ответила я знакомой с детства бессмысленной фразой, которую почему-то говорил в таких случаях отец, и устроилась в белом кожаном кресле. Герметичная дверь бесшумно закрылась.