Читаем Сиротская доля полностью

Буржимы довольно часто бывали в Новом Бабине, может быть не столько для себя, как для дочери и Люси, которая не всегда могла получить разрешение уехать к ним на несколько дней. Буржим тоже очень любил Мечислава, ценил в нем отвагу, с которой юноша начал борьбу за независимое существование. Он интересовался Мечиславом и охотно предложил бы ему помощь, однако он знал, что молодой человек ни от кого ее не примет. Когда все общество собралось в гостиной, Люся и Адольфина под каким-то предлогом вышли вместе в сад. Между остальными велась беседа, в которой задумчивый Мартиньян не принимал участия. Бабинский, по обыкновению, сидел возле жены, ожидая приказаний, и поддерживал разговор искусным мычанием или откашливанием кстати. Пани Буржимова, хоть плохо, говорила, однако ж, по-польски. Речь зашла о погоде, о граде, выпавшем недавно, и о цене на шерсть. Пан Буржим между тем встал и, взяв Мечислава под руку, вывел его на балкон. Здесь сели они под лавровыми деревьями, окружавшими крыльцо.

— Ну расскажи мне, любезный пан Мечислав, о себе, — сказал председатель, — мне будет приятно знать, как поживаешь. Не надоела ли уже тебе медицина, ибо эта наука очень хороша и полезна, но чертовски трудна и неблаговонна.

— Ко всему можно привыкнуть, — отвечал, засмеявшись, Мечислав. — Еще два года, и я пройду это испытание и надеюсь где-нибудь приютиться, если не найду места при университете.

Несмотря на эту улыбку, пан Буржим заметил грусть в глазах юноши и догадался о причине…

— Но ты здоров?

— Должен быть здоров — болеть некогда.

— Ну а как сестра?

На этот вопрос Мечислав отвечал только выразительным взглядом, значение которого пан Буржим отлично понял, ибо тотчас встал и посмотрел в сад.

— Может быть, пройдемся, — сказал он тихо.

— С большим удовольствием.

Отойдя несколько шагов, председатель оглянулся.

— Я уверен, — сказал он, — что ты должен беспокоиться о сестре. Гм! Не может ей здесь быть очень хорошо. Достойная пани Бабинская, ваша тетушка, немного сердита и ворчлива. Для молодой особы этот моральный гнет, это тесная атмосфера губительны. Следовало бы, пан Мечислав, подумать об этом.

— Я именно и думаю, — отвечал Мечислав, — и если правду сказать, меня это беспокоит. Несколько часов назад я принял решение.

— Позволь спросить, какое?

— Возьму Люсю с собой. Что будет, то будет, как-нибудь устроимся…

— Но ведь у тебя нет дома, — сказал председатель.

— Должен создать его, — возразил Мечислав. — И хоть не имею достаточно средств, однако это не тревожит меня. Первым вам я вверил это намерение и прошу о временной тайне, чтоб не отравить сестре этих нескольких недель.

Пан Буржим кивнул головой и сказал:

— Но как же ты все устроишь? Значит, у тебя есть запас?

— Очень скудный, — отозвался Мечислав, — но ведь и надобности не велики. Из родительского дома осталась еще прежняя слуга, и хоть старуха, а будет помогать нам… Две комнатки немного стоят, а хозяйством займутся женщины.

Буржим пожал плечами.

— Обдумай хорошенько, — проговорил он тихо. — Может быть, тебе это кажется легче, нежели на самом деле. Для хозяйства нужно много, и хоть все это мелочи, однако обойдутся не дешево. Какие же у тебя доходы?

— Несколько уроков.

Председатель махнул рукой.

— Люся также хочет работать, да и должна трудиться.

— Все это очень хорошо, — заметил председатель, — но на практике может быть очень трудно.

— Не спорю, но для сестры все же лучше этой удушливой неволи при тетке.

Он не смел признаться, что и Мартиньян влиял на его решение. Председатель задумался.

— Впрочем, — проговорил он, — вам после родителей должно остаться кое-что.

— Решительно ничего, — отвечал Мечислав. — Когда мы были детьми, никто не позаботился о наших делах; владелец имел претензию к аренде, и нам ровно ничего не осталось.

— Друзья отца и семейства, — шепнул Буржим, — без сомнения, помогут охотно.

— Нет, — прервал юноша, — пусть нас Бог избавит от этого; помощь нас испортила бы, и необходимо действовать собственными средствами. Я не боюсь.

— Я тоже, — прибавил старик. — Но если б…

Мечислав прервал разговор, потому что приближался Бабинский, который начал показывать парк. С другой стороны Адольфина с Люсей пришли за Мечиславом, так как сестра хотела пользоваться каждым случаем, чтоб быть вместе с братом. Они взяли его с собой, на что издали завистливо смотрел Мартиньян, которому не позволял к ним присоединиться суровый взгляд матери. Адольфина, приятельница Люси, была втайне почти влюблена в Мечислава, который не смел и не мог догадываться об этом. Будучи весь поглощен наукой, будущим, он не имел ни времени, ни желания отвлекать себя фантазиями. Он уважал Адольфину, чрезвычайно был ей признателен за искреннюю дружбу с сестрой, но никогда не осмелился бы даже в мыслях перешагнуть разделяюшее их расстояние.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги