Сирота

Конечно, где-то там, на берегу реки Шат, недалеко от засечной черты, имелось поместье отцовское. Но ему с него по малолетству выделят на прокорм всего 25 четвертей[8]. Пока. А полностью передадут лишь на будущий год, если сможет пройти верстку в новики. Но толку от этого поместья – ноль. Потому как людей на нем теперь, после такого нашествия татар, совершенно не осталось. Побили или угнали в рабство почти наверняка. И совершенно не важно в такой ситуации 25 у тебя четвертей или 500. Работать на них все одно – некому.

В самом же городе с поручением отцовым остались два его холопа – Устинка и Егорка. Обоим уже за тридцать лет. На вид худые, изнуренные «кадры» с пустым взглядом. И батя их в холопы взял лишь от милосердия великого, ибо голодали, совершенно разорившись.

И все. Вообще все. Больше у Андрейки не было ничего. Только два голодных рта. Пустое поместье с вытоптанными посевами и выбитыми или угнанными в плен селянами. Около рубля монетами. Сабля да лук. И целый ворох проблем, которые нужно было решить уже вчера. И ведь не решишь – поместья лишат, о чем ему очень прозрачно намекнули, ибо желающих хватало даже на пустое поместье. А ему самому «сватали» в послужильцы[9] пойти.

В принципе – вариант, но от безысходности.

Послужилец стоял статусом ниже, нежели поместный дворянин. А значит переход в него – урон чести родовой. Так-то с нее самому Андрейке ни горячо, ни холодно. Но в здешней, насквозь сословной и местнической системе, это значило многое. Ты опростоволосился, замаравшись каким-то дурным поступком? Так твоим внукам это еще вспоминать будут. И ставить станут их ниже тех, кто подобного не совершал…

Так вот – Андрейка с трудом сдержал грустную ухмылку на лице при словах священника и, развязав кошелек, достал оттуда сабляницу[10].

– Прими. Не побрезгуй. На храм.

Афанасий внимательно взглянул Андрейке в глаза. И кивнул на кружку для подаяний, что стояла на небольшом столике у стены. Паренек не стал ломаться и сделав несколько шагов, положил ее туда.

Казалось бы – всего одна монета, но ценность у нее была немалая. Особенно для сироты, что лишился почти всего. А ценность пожертвования – интересная вещь. С духовной точки зрения важнее не количество, а качество жертвы. Тот, кто готов поделиться последним стоит намного выше того, кто дает малую толику. Поэтому священник, прекрасно знавший уже ситуацию Андрейки, высоко оценил этот поступок. С богатого и рубль взять – мало, а тут щедрость вон какая. Хотя, конечно, и дядька Кондрат, и священник списали этот поступок на юность и глупость. Списали, но оценили.

– Что терзает тебя, сын мой? – спросил Афанасий, когда паренек вернулся к нему.

Разговорились.

Общий посыл был прост. Андрейка пытался соскочить с расспросов, опасаясь своего разоблачения и отвечал, как можно более рублено и односложно. Афанасий же не сильно старался, прекрасно понимая, что парень потерял отца и оказался в сложной жизненной ситуации.

Зачем его сюда привели?

А на всякий случай. В те далекие времена священник был очень уважаемым и авторитетным человеком в общине. Тем, кто ведал в вопросах мутных и непонятных. Вот и притащили ему странно пришибленного отрока. Вдруг что не так с ним? Вдруг помощь нужна?

Но обошлось.

С полчаса паренька терзали расспросами. А потом и отпустили с Богом.

Вышел Андрей на крыльцо церковное и вздохнул с облегчением. Слишком явно и шумно.

– Что сын мой? – поинтересовался Афанасий, который, как оказалось, тихо следовал за ним. – Робеешь ты от чего передо мной?

– Робею?

– А нешто нет? Вон какой вздох.

– Тяжко дышать, – ляпнул Андрейка не подумав. Забыв совсем о том, что в те годы к таким вещам относились куда как серьезнее. И если тебе в храме Господнем дурно, то это не спроста. Вот и оказалось, что паренька задержали еще на полчаса. И святой водой умыли. И помолились. И в душу снова полезли. Но уже без дядьки Кондрата. Один на один…

– Да оставь ты его, Афанасий, – пробасил кто-то от двери.

Они оба обернулись и увидели воеводу.

– У отрока отец пал. Ни кола, ни двора за душой не осталось. А теперь и ты его поедом ешь. Брось. Да и дело у меня не к тебе.

– Ну коли дело, – нехотя улыбнулся Афанасий, которому эта игра в кошки-мышки с Андрейкой уже начала нравиться. – Ступай отрок. И помни – по семь раз «Отче наш» читай ежедневно не менее четырех седмиц.

– Да, отче, – кивнул Андрей и обозначив поцелуй руки священника удалился. Со всем почтением и не спеша. Потому что Афанасий вместе с воеводой с интересом наблюдали за ним.

– Чего ты на него взъелся-то? – спросил воевода, когда наш герой покинул храм. – Уже шепотки до меня дошли.

– Умный он.

– Андрейка то? – удивился воевода.

– Андрейка. – кивнул Афанасий. – Но ум свой таит. Он много чего таит, боясь явить людям. Отрок сей полон тайн. Вот меня любопытство и взяло.

– Вздор какой. Андрейка же в отца своего пошел. Лихой рубака будет. А умом скуден. Читать, сказывают, его пытались учить, да не выучили. Совсем буквы запомнить не может.