Сириус экспериментирует

Эта минута показалась мне бесконечной… Я переводила взгляд с одного лица на другое… Я посмотрела на прекрасную Элиле, падшую дочь Адаланталэнда, затем на влюбленного юнца, который опять принялся слюнявить ее руку, потом на пьяных наглецов, растянувшихся на полу, на обнаженных слуг, наблюдавших за происходящим с бесстрастным выражением, как любые слуги в любые времена, — и увиденное подтвердило мою мысль. Их лица были абсолютно пусты — эти люди не имели цели, не получали от жизни удовлетворения, не ведали внутреннего покоя и теперь сжимали кулаки так, что ногти впивались в ладони, кусали губы, ерзали и вздыхали.

Я отлично понимала, что наблюдаю разновидность экзистенциалистской меланхолии — симптомы этой болезни я знала как свои пять пальцев. Им хотелось завладеть моими украшениями — такие же украшения в свое время надевал Назар, — и это было одним из проявлений все той же глубокой и острой тоски.

Эта мысль обезоружила меня. Я поняла, что ничуть не лучше, чем эти люди, и не вправе отказывать им в чем-либо. Если бы в эту минуту Назар сказал: «Это приказ Канопуса», — я бы отдала все, что у меня было.

Но Назар спас меня и себя.

Он с трудом поднялся на ноги — его движения были медленными и скованными; казалось, больше всего на свете ему хочется просто упасть на пол и припасть губами к горячей плоти Элиле, — медленно выпрямился и, тяжело дыша, двинулся ко мне.

— Канопусу пора уходить, — произнес он точно во сне. Я понимала, что, если сейчас Элиле откроет рот, он бросится к ее ногам, и все будет кончено.

— Да, это так. И Канопус уходит, — сказала я и осторожно взяла Назара под руку, боясь, что он может с отвращением отпрянуть — ведь это была не еерука.

— Назар, — произнесла Элиле вкрадчиво. Звук ее голоса пронзил меня, словно стрела, и я почувствовала, как затрепетал Назар.

— Идем, — сказала я мягко. Он тихонько застонал, но покорился. Осторожно направляя своего спутника, я двинулась к пестрым шторам, за которыми виднелась веранда с изящными колоннами и пылающими жаровнями.

Я чувствовала, что следом за нами идут три путтиорянина.

Мы подошли к краю веранды. На длинной низкой скамье развалился один из гуляк. Его щека была вся перемазана собственной блевотиной — и его вид, похоже, отрезвил Назара.

— Будь осторожна, — пробормотал он, и мы одновременно обернулись, оказавшись лицом к лицу с тремя злодеями, которые тянулись к обручу на моей голове, рассчитывая на легкую добычу.

— Я убью вас, — заявила я с холодным презрением, бесстрашно повернулась к ним спиной и в сопровождении Назара спустилась по ступеням в снег, укутавший все вокруг.

Я слышала, как за нашей спиной по ступенькам, постоянно поскальзываясь, спускаются путтиоряне.

— Мне кажется, вы не поняли, — сказал Назар, обернувшись. — Эта дама — из верховного командования Канопуса. Вы знаете условия договора.

Их каменные лица, смутно маячившие в ночном сумраке, скрылись в белом тумане.

— Вызовите нам фаэтон, — велел им Назар.

И я вновь увидела тварей, которые, стряхивая с себя снег, тащили вагончик, но когда мы с Назаром забрались внутрь, я забыла и про них, и про путтиорян, поскольку мой спутник внезапно сполз на пол, закрыв глаза и прерывисто дыша. Его била дрожь. Потом он открыл глаза, и из них хлынули слезы. Обычно канопианцы не плачут — слезы стали пережитком прошлого. То, что Назар разрыдался, объясняло многое.

Я молчала, готовясь к тому, что ожидало нас впереди. Когда мы остановились рядом с третьим конусом, вершина которого терялась в снежной пелене, у подножия башни нас поджидали три путтиорянина с каменными лицами.

— Назар, — сказала я, — придется еще немного потрудиться, они здесь.

Он тряхнул головой, заставляя себя собраться. Мы выбрались из вагончика и зашагали к поджидавшей нас троице.

— Вы просто болваны, — презрительно произнес Назар.

— Ты дал нам это, — ответил один из них, поглаживая свои золотые серьги, — ты дал нам это…

— Верните их, — велела я. — Это приказ Канопуса.

Но вместо того чтобы подчиниться, они бросились наутек. Путтиорянам не хотелось расставаться со своим сокровищем, которое, как им казалось — я поняла это только теперь, — давало им власть. Они верили, что эти кусочки металла — пуговицы и браслеты и прочие мелочи — наделены частью силы Канопуса и способны даровать им могущество.

Назар мрачно и гневно смотрел им вслед, и я начала понимать, что его вспыльчивость объясняется не влиянием извне — это попросту свойство характера. А возможно, это черта, присущая всем канопианцам.

И вновь он откликнулся на мою мысль.

— О нет, — сказал он. — Это не так. Ты не должна так думать, прекрасная сирианка, ради себя самой… — При этом Назар так пристально посмотрел на мои серьги, что на мгновение мне почудилось, будто меня вновь ощупывают жадные руки в доме Элиле.

Я резко развернулась и направилась к лестнице. Я поднималась первой, Назар шел следом за мной, и так, преодолевая виток за витком, мы добрались до вершины.