Сириус

Ставка три дня не говорила правды, чтобы дать народу приготовиться к страшному удару. Только девятнадцатого августа вся Россия прочла: «Вследствие накопившихся подкреплений, стянутых со всего фронта благодаря широкоразвитой сети железных дорог, превосходные силы германцев обрушились на наши силы; около двух корпусов подверглись самому сильному обстрелу тяжелой артиллерией, от которой мы понесли большие потери. По имеющимся сведениям, войска дрались геройски; генералы Самсонов, Мартос, Пестич и некоторые чины штабов погибли».

По мере того как приходили сведения о подробностях катастрофы, о десятках тысяч солдат, лишившихся начальства и брошенных на съедение неприятелю, — холод проникал в сердца. Говорили о самоубийстве Самсонова, о ста десяти тысячах погибших.

— Вар! Вар! Отдай мои легионы!

Дондуа был уверен, что император повторяет эти слова и, как Август, бьется головой об стену.

— Государь спокоен, — сказал Жуков.

Но ночью, когда все спали, раздался сигнальный звонок в подвальной части дворца.

Офицер выхватил шашку из ножен: «За мной!»

С целым взводом поднялся в Собственный коридор и, достигнув двери царской опочивальни, вошел в нее без предупреждения. При свете лампад увидел, что государь не спит, чем-то взволнован. Императрица, разбуженная шумом, подняла голову и с ужасом смотрела на обнаженную сталь и суровое лицо дежурного офицера.

— Что такое? — спросил император.

— Караул явился на вызов вашего величества.

Царь продолжал недоумевать. Потом смущенно:

— Ах да!.. Это недоразумение. Все в порядке… Спасибо. Можете возвращаться.

Утром дежурному офицеру выражена была особая благодарность. Но весь дворец взволнованно перешептывался.

Когда Жуков явился, чтобы принять дежурство, и был приглашен к утреннему чаю, он услышал рассказ императора, как, проснувшись и протянув руку к столику, нажал случайно сигнальную кнопку.

В этот день пришло известие о гибели второй армии.

Больнее всех несчастье под Сольдау переживал Дондуа. Великая Российская империя начала не с побед, а с поражений. Пусть бы потом пили мы горькую чашу, но хоть бы короткий медовый месяц успеха! Хоть бы один день радости победы в начале войны!..

Когда он сидел однажды на скамейке в аллее неподалеку от Рыбного канала, к нему подсел господин средних лет.

Читать газеты в Царскосельском парке было плохим тоном, но незнакомец широко развернул «Новое время», жадно пробежал сведения о военных действиях и с досадой сложил газету.

— Плохи наши дела, ваше благородие.

— Да, не блестящи, — подтвердил Дондуа.

— Будет еще хуже.

— Не пророчьте, ради Бога.

— Ах, если бы это было только пророчество! Но это все равно, что свершившийся факт. Это предопределено и неизбежно. Не нам одним — всему миру…

— Какой-нибудь метеор на нас обрушится?

— Этого астрономия пока не предсказывает. Но есть силы, не наблюдаемые в телескоп и не улавливаемые нашими приборами и аппаратами. Они невидимы, но страшнее метеоров. Приходилось вам видеть привидения?

— Привидений — нет, но что-то вроде галлюцинаций было.

— Не сочтите нескромностью мое любопытство. Что это за галлюцинации?

— Извольте. Это было как-то под вечер. На совершенно пустынной улице мне показалось много народа. Никого не было вокруг, а ощущение такое, будто я — в середине огромной толпы.

Собеседник повернулся к поручику всем корпусом:

— Говорите! Говорите!

— Другой случай: мимо меня проползло что-то вроде огромного чудовища. Если спросите, как оно выглядело, — ничего не скажу: оно было невидимо, и я до сих пор не знаю, которым из моих пяти чувств я ощутил его близость.

— Сам Бог вас послал мне! Вы как раз из той категории людей, которых я ищу, «коллекционирую», с которыми связаны мои изыскания. Не считайте меня сумасшедшим или маньяком и не откажите в любезности ставить меня в известность всякий раз, когда с вами произойдет что-либо подобное. А если окажетесь столь любезны, что посетите мою скромную обитель, я буду очень признателен и расскажу о моих работах.

Он вручил свою визитную карточку и вежливо откланялся.

На карточке стояло: Александр Георгиевич Маврокордато. Пулково. Служебный дом.

Положив ее в карман, поручик уже не мог ни о чем думать, кроме как о тайнах мирового пространства.

IV

После сообщения о гибели второй армии газеты не упоминали о ней. Печатали ликующие телеграммы о взятии Львова войсками генерала Рузского, о взятии Брусиловым издревле русского города Галича. Победы в Галиции были значительны. Но закравшаяся в сердца тревога не затихала. Немецкая пропаганда шептала о непобедимости Германии. Запугивала пушками Круппа, аэропланами Юнкерса, планами Шлиффена.