Мы еще какое-то время обсуждали сроки операции, места нашего выхода из пиратского сектора и прочие оргмоменты. Саму же операцию предстояло разработать совместно с русом, что ж, ему и карты в руки. В конце нашего собрания, когда заверялся договор, лорд Хорес вдруг выпалил:
– Если вы все-таки примете решение уничтожить объект операции, вам придется предоставить веские доказательства в пользу своего решения.
Все мое сочувствие к нему в момент испарилось.
– Я прекрасно понимаю, что нужны очень веские доказательства, чтобы уничтожить вашего единокровного брата, лорд Хорес.
Мой ледяной тон не остался незамеченным. Лорд Ларин добавил:
– Вообще постарайтесь его вывезти, даже если у вас будут сильные сомнения в его лояльности.
– Да, лорд Ларин, я понимаю, что даже если он стал врагом, он все равно является носителем важной информации. И если будет возможность хоть как-то доставить его на Синто, не подвергая себя смертельной опасности, я это сделаю.
Кажется, мой ответ всех удовлетворил.
После Совета мне хотелось только одного – остаться в одиночестве. Нет, еще, пожалуй, поесть. Я вышла раньше всех, дав возможность лордам пообщаться без посторонних, но за мной тут же вышел некст Грюндер. Он обаятельно улыбнулся, при том что он был ужасно некрасив – большой рот, нос с горбом, а главное, шокирующее черные из-за нанолинз глаза, он был ужасно обаятельным, сразу же захотелось улыбнуться ему в ответ. Что ж, хвала его воспитателям, привившим ему это обаяние, иначе люди от него бы просто шарахались.
– Леди некст Викен, я отвезу вас к нам, рус у нас. Он вам понравится.
Мне показали стереофото руса Радика Назарова. Ему было тридцать шесть лет, и выглядел он, как опасный негодяй. Хотя если он работает среди пиратов, то как еще ему выглядеть.
– Очень надеюсь, что вы не ошибаетесь, лорд некст Грюндер.
– Ой, да какие между нами, некстами, церемонии, бросайте их. Зовите меня Грюнд. И давайте перейдем на «ты», – и не дождавшись даже кивка от меня, продолжил: – А как тебя лучше звать?
Я подумала.
– ВикСин, зовите меня ВикСин.
– Ну что ж ты мне выкаешь?
– Да потому что между нами разница, как между кошкой и тигром, только и сходства, что род кошачьих.
Он сложился пополам от хохота.
– О, какая прелесть, чувствуется школа.
– Какая школа? – он меня совсем заморочил.
– Школа гейш. Меня еще никто не сравнивал с тигром, вот с борзой – это да.
Я не нашла ничего лучше, чем спросить:
– А что такое борзая?
– Собака, такая большая и очень худая. Нет, ну если я тигр, то Соболев тогда кто? А?
– Лигр, – нашлась я; лигры сейчас опять входили в моду. Я сама и не заметила, как Грюндер раскрутил меня на «игру гейши», а заметив, посерьезнела. И как со мной это частенько бывает, в самый неподходящий момент в голове что-то повернулось, и разрозненные картинки сложились в одну. Грюндер и Шур беседуют, Шур испепеляет взглядом Грюндера, Шур насмешничает в ответ на мое бешенство… С языка сорвалось:
– Чья это была идея?
– Какая? – он еще не переключился.
– С вашей речью?
На меня взглянул руководитель службы расследования уголовных преступлений, а не очаровательный страшилка.
– Моя. А что, не понравилось?
– Боюсь, моего отца она бы взбесила.
– А я при нем бы и не выступал, мы знали, что ты прилетела одна. Многие были не согласны посылать тебя, а еще так вовремя названный код – это хороший ход. Да и вообще, ты произвела очень выгодное впечатление.
– Вы мне льстите, некст Грюндер, – саркастично заметила я. – А кто – мы?
– Разработчики акции и Ларин.
За разговором мы подошли к флаеру и сели. Я была не рада, что завела серьезный разговор, хватит с меня и Совета. Да и предстоящее общение с русом…Некст Грюндер, видно, это понял и спросил шутливым тоном:
– О чем задумалась?
– О том, что ни за что на свете не хотела бы увидеть вас в гневе.
Он был шокирован.
– Почему?
Я наклонилась к нему и, глядя в глаза, произнесла:
– Уписаюсь со страху.
Хорошо, что автопилот перехватил управление, разбились бы в лепешку. Когда Грюндер отсмеялся, колотя рукой по коленке, я озвучила эту свою мысль.
– В лепешку! Так ты еще и анахронизмы знаешь?
– Я – нет, от брата нахваталась…
– А ну-ка, расскажи мне что-нибудь!
И мы, перебивая друг друга, принялись вспоминать что-нибудь позаковыристей, попутно проверяя, знает ли второй происхождение слова.
Через минут пять я не выдержала и рассмеялась. Каков, а? Похоже, ему даже не приходится запугивать подозреваемых.
– А вы сами допросы проводите?
– Уже нет, а что?
– Да так, подумалось, что вам, наверное, выбалтывали все без всякого нажима.
Он улыбнулся.
– Кстати, ты считаешь меня уродом?
Ну и повороты у нашей беседы, и это притом, что не можешь нормально посмотреть в глаза собеседнику – красные светочувствительные глаза альбиноса закрыты линзами так, что почти не видно зрачка. Дискомфортно.
– А вы считаете меня красавицей?
– Нет, и я первый спросил.
– Нет.
– Что нет?
– Я не считаю вас уродом. И вообще, в вас можно запросто влюбиться.
– Вот как? Из тебя бы вышла хорошая гейша, они влюбляются, во что ни попадя.
Меня покоробила эта фраза, стало обидно за нас всех: Лану, себя, девчонок.