Синтез

– Ну, – Купер задумался, – например, вот так!

Он налил себе и Максиму по полному бокалу виски.

– Пойдем? – спросил Джон Максима.

– Ну, вперед, – поддержал тот, чокаясь и запрокидывая бокал.

Через полчаса Максим с Джоном сидели друг, напротив друга уже еле передвигая языками. Максим старался помнить о Триумфальной площади, смеясь тому состоянию, в котором он прибудет туда и, совершенно не отдавая себе в этом отчета. Успокаивал он себя лишь тем, что страх, который он испытывал накануне, планируя действия с Маргаритой, улетучился с концами.

– Нас с пелёнок учат не быть свободными, – заявлял Купер.

– Дай-ка, синонимирую, – перебил Максим, – а есть такое слово, синонимировать?

– А хрен его знает! Кстати, куда делся Акира, он там интервью свое закончил?

– Акира упорхнул на крыльях любви, склоняться на шальвары Лале.

– Чего? – не понял Купер.

– Любовь у него. Так, я еще не синонимировал. Ха-ха. Короче, с рождения нас учат быть рабами. Вот.

– Верно, Макс. Мы сами не замечаем этого. Более того, тот, кто нас этому учит, тоже не замечает. Да, по большому счету, этого давно никто не замечает, потому как все рабы. Рабство необходимое условие существования в этом обществе. Мы не граждане, мы не люди, мы рабы! Нам навязывают культуру и мораль, утверждая, что именно это есть культура, а это есть мораль. Всё, что не входит в рамки, есть грязь, чушь и преступление. Та свобода, которую они, или оно, общество, называет свободой, не является таковой, хотя бы по той причине, что называет его свободой общество, не имеющее ничего общего с этим понятием. И, думаю я, даже сейчас, вот, прямо сейчас, когда мы сидим тут и рассуждаем о свободе, мы, по большому счету переливаем туда-сюда мысли, вытекшие перед этим из навязанных нам с детства идей. То есть зомбированными мозгами мы… Чет я не могу сформулировать… Ха-ха!

– Да я понял, – успокоил Джона Максим, – поглощая продукты общества, неизбежно сам становишься его продуктом.

– Вот, наша группа. Ведь что бы гениального мы бы не сотворили, никогда мы не станем полноправными властителями дум… о, сказал, как. Ладно, не будем занимать высшие строчки рейтингов, если это не будет угодно обществу.

– Подожди, так это логично, – перебил Максим.

– Да. Так. Хорошо. Не будем угодны тем, кто контролирует общество. Находится во главе общества. Правительству, короче. Ну, не самому правительству, конечно, а владельцам всех этих масс-медиа. А масс-медиа поставлены правительством, или… ну, как-то так. А почему? Потому что народ должен пожирать только то, что ему должно, что ему засовывают в рот, то, что легко и без проблем переваривается, что не вызывает ненужных вопросов, а если вызывает вопросы, то только нужные. Вообще, лучше, конечно, чтоб вообще не вызывало. Ушло время рок-н-ролла, как акта протеста. И ушло не потому, что не выглядит, как протест, а потому что любой протест можно повернуть в нужную сторону и заставить служить тому, против чего он был изначально направлен. Иллюзия свободы очень эффективно заменяет саму свободу. Эффективность её заключается в том, что никто не может отличить иллюзию от действительности, и не только потому, что действительности никто не видел, а из-за качественно сфабрикованной иллюзии. Хотите свободы? Нет, нам не нужна свобода, мы её боимся, да и не знаем, что с ней делать. Да, ну что вы! Мы с вами имеем демократическое общество. В демократическом обществе все граждане свободны. Так? Так, так! Ну, так получите вашу свободу! Где она? Да вот же она! Ах, вот она! И все уверены в том, что свобода это то, что в данный момент им дали. А это может быть все, что угодно. Угодно кому? Правильно, снова правительству. Ну, под правительством я подразумеваю, всё, что там наверху.

– Ну да, я понял, я уже слышал о тех, кто наверху кое-что, – сказал Максим.

– Меня просто бесит, как они там впаривают нам всем… – в сердцах проговорил Купер, – я всё про наших баранов.

– Шоу-бизнес?

– Эх, как не прискорбно, но это теперь всё и шоу, и бизнес. В принципе, вряд ли сейчас кто-то с уверенностью может определить, где здесь искусство, а где бизнес. Особенно, если учесть, что сейчас не только на самом настоящем искусстве делают бизнес, но и его само, искусство, превратили в бизнес. Искусство лишилось свободы, что уж о людях говорить.

– Ну, не без помощи людей, так что, как не крути, а люди-то это первопричина. И, во-вторых, ты сказал, лишилось. Не означает ли это, что оно было свободным.

– Было, конечно. Чистое, настоящее искусство, не загаженное коммерцией…

– Ну, я не то чтобы, конкретно об искусстве, а вообще. Если искусство было свободно, а оно является продуктом труда человека, являющегося первопричиной движения этого искусства от свободы к рабству, то нет ли того же движения у самого человека.

– От свободы к рабству?