– Пойдем, – позвал Владимир Николаевич, протянул руку, и, не знаю, что он там сделал, но каким-то образом стена раскрылась, превратившись в дверь, за которой виднелась вторая такая же деревянная стена. Чукабаров и вторую превратил в дверь, и тогда стала видна еще одна вешалка. Теперь уже с мужской верхней одеждой. Я понимал, куда он меня ведет, и потому не удивлялся. В этих домах старой постройки можно много чудить с переделыванием квартир. Особенно если соседи не возражают. А когда соседи участвуют в заговоре, вообще все обстоит прекрасно.
Мы оказались в квартире Владимира Николаевича. Сам он тут же в прихожую вышел и закрыл входную дверь, как она и была раньше закрыта, сразу на оба замка. Но свет включать мы не стали. У меня был свой маленький фонарик с рассеивающим отражателем. Такие фонарики удобны тем, что нет опасения, что луч куда-то нечаянно «стрельнет» и выдаст тебя. В данном случае луч мог стрельнуть в окно. Владимир Николаевич своим фонариком пользовался, более сильным, но он светил только себе под ноги, старательно избегая блуждания луча.
«Родные» ключи с замками справились без проблем, несмотря на то что я поковырялся в механизме отмычкой. Обычно после отмычки ключи начинают работать плохо. Чукабаров вернулся в комнату и взял у меня из рук рюкзак.
– Это – кто? – спросил я, показывая большим пальцем за спину.
– Соседка, – просто ответил Владимир Николаевич. – Надеется, что вскоре будет носить мою фамилию. Потому в курсе почти всего. И помогает мне. Не переживай. На нее можно положиться. Пойдем в ту комнату, включим компьютер. Там шторы плотные. Видно не будет.
Шторы там, как я помнил еще с утра, в самом деле были плотные. Мы сразу прошли к плотно прикрытой двери. Я чуть замешкался, остановился, посмотрел на иконостас в углу. И перекрестился. Владимир Николаевич прошел в маленькую комнату без задержки. На иконы даже не посмотрел. Я поспешил за ним. Под лучом моего фонарика Чукабаров проверил плотность прилегания шторы, чтобы никакой свет из окна не выбивался наружу, и только после этого подключил ноутбук к сети и к Интернету.
– Лаврушкин, как я понимаю, у тебя был?
– Навещал. Откуда такое понимание?
– Его машина во дворе. Правильный ход. В соседнем подъезде живет один из охранников «Химеры». Может в окно посматривать. Наверняка ему задание такое дали. А твоя машина приметная. Ты утром преподал им хороший урок. Они постараются тем же ответить. Как, кстати, Лаврушкин справился? После того как мы с ним схему разработали для одной операции, он с этим не сталкивался. А мне еще дважды приходилось делать.
– Здесь?
– Нет, еще во время службы. Для спецопераций.
Я не стал спрашивать, что это за операции. У нас на службе не положено сильно интересоваться тем, что другие делают. А какой-то отряд спецназа ГРУ, и даже не один, постоянно находится на Северном Кавказе. Были мы, нам на смену приехал отряд другого батальона. И кто какие операции проводит, всем знать не положено. Приходится узнавать только тогда, когда должен проводить аналогичную, и начальник штаба бригады дает приказ ознакомиться с документами. В виде перенимания опыта.
– Кого-то уничтожали, – продолжил Чукабаров. – Кого-то из бандитских эмиров или амиров. Потом вспомнил, хотел своих потенциальных убийц к этим амирам отправить. Пластита не было, воспользовался тротилом. Это сам ноутбук утяжелило, но кто, кроме меня, настоящий вес ощутит? А тут ты вмешался. И вес не ощутил…
– Как тебя вообще угораздило с такой фирмой связаться! – не удержался я от укора, и пока не поторопился спросить о «потенциальных убийцах». Будет необходимо, Владимир Николаевич сам расскажет. Это служебная привычка сказалась, а не отсутствие природного любопытства.
– Зарплата в три раза превышала мое армейское жалованье. Правда, только первые полгода. Потом пошло сначала сокращение штатов, а дальше и сокращение зарплаты. Но сначала хорошо платили. А в армии у меня, сам знаешь, перспективы никакой не было. И ждать было нечего. Не предвиделось улучшения. При Табуреткине[12]ни на что надеяться не приходилось.
– Да, – согласился я, понимая отставного капитана, – сейчас наступил век поиска денежных мест. Все хотят работать меньше, а получать больше. Я часто вспоминаю слова какого-то мудреца: «Самый бедный человек тот, кто любит деньги».
– Знаешь, кто это сказал?
– Не помню. Слышал от кого-то фразу.
– Это слова святого Силуана Афонского. В миру его звали Симеоном Афонским. Русский мудрец конца девятнадцатого, начала двадцатого века. Говорил он, если задумаешься, как будто бы о наших днях. Но ругать свое время, Андрей Васильевич, дело неблагодарное и бесполезное. Я иногда думаю, что каждый человек, переходя из среднего возраста дальше, начинает молодежь осуждать и всеобщие нравы тоже. Много читал об этом, и все говорили о «последних временах»[13]. Это еще с древности, с Византии пошло. А мир как-то живет, и «последние времена» все не приходят. А мы с тобой, как и наши предки в том же возрасте, думаем, что дальше миру опускаться некуда. А он все опускается.