Космос за сферой принял меня в объятья. Катер приблизился, повернулся рифленым боком. Впереди, в черноте, мерцал «хэлпер», торопящийся к «Меррику». Я помедлил перед люком, выискивая искорку зонда. Ага, вон она, красная звездочка. Зонд тоже стремился от «чужака» подальше.
— Макс! — позвал Пикфорд.
Я бросил последний взгляд на семьдесят тысяч лет, влипшие в безвоздушное пространство как в патоку. Как в деготь.
— Макс!
Пикфорд выключил фонари, и чужой корабль пропал во тьме. Я вздохнул и открыл люк. Катер показался мне угловатым и тесным. Нелепым. Неправильно скомпонованным.
— Максим, — возникла на визоре пиктограмма Эби, — Максим, ты в порядке?
— Да, — ответил я.
— Первый «хэлпер» вернулся.
— Я рад за «хэлпера».
— Все, летите уже на «Меррик», — сказала Эби.
— Конечно, — сказал я. — Роберт тормозит.
— Я не торможу, — отозвался Пикфорд, — я разворачиваюсь.
На обзорных экранах катера качнулись, уплыли влево редкие капли звезд. Полыхнул синим боковой привод.
— Ждем вас, ребята, — сказала Эби.
Я сел в кресло.
— Да-да, — кивнул я, разглядывая рельефный рисунок на перчатке гермосьюта.
Под поверхностным слоем теклита, если напрячь зрение, можно было разобрать узелки синтетических мышц и золотистый блеск энерговодов. Ячейки, что интересно, были шестиугольными.
— Макс!
Голос Эби был напряжен.
— Да?
— Ты выходишь?
— Мы уже прилетели? — удивился я.
— Вы прилетели пять минут назад.
— Извини. Я задумался.
— Ты говоришь это второй раз подряд.
Я повернул голову.
— А где Роберт?
— Он уже вышел, — сказала Эби.
Я встал.
— Что же он не сказал мне?
— Господи, Макс! Он говорил!
— Я говорил, — подтвердил Пикфорд.
— Странно.
— Что? — спросила Эби.
— Я готов поклясться, что ничего не слышал, — сказал я.
— Ты срочно ляжешь в бокс!
— Да пожалуйста.
Я вышел из катера. В шлюзе нейросеть обработала меня и выпустила в ангар, где Эби и Клаус уже ждали с передвижным столом на колесиках.
— Что, сразу ложиться? — спросил я.
Эби посмотрела на меня так, что я предпочел с ней не спорить. Что ж, в бокс так в бокс. Я лег. Ремни мягко зафиксировали меня на ложе.
— Поехали! — сказал я.
— Паяц.
Эби хлопнула меня по животу.
— Эй-эй! Я в норме.
Из-за тихоходности стола мы добирались до бокса больше минуты. Мне хотелось слезть и пойти своим ходом. Все было бы быстрее.
— Макс, — склонилась надо мной Эби.
— Да? — сказал я.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Ты смотришь словно сквозь меня.
— Испугалась?
— Да.
Улыбка у Эби вышла жалкой. Я пожал плечами.
— Вы бы хоть гермосьют с меня сняли.
— Ты, главное, лежи, — сказал Клаус.
Мы наконец въехали в бокс. Вспыхнуло освещение. Стол подкатил к люльке медивака, отщелкнулись ремни.
— Перебирайся, — сказала Эби.
— Ты действительно считаешь, что со мной что-то не так? — спросил я, задержав ее руку своей.
Эби мягко высвободилась.
— Мы проверим, — сказала она.
— Я просто на мгновение выключился, — я спустил ноги со стола. — Здесь нет ничего из ряда вон.
— Не один раз выключился, — уточнил Клаус.
— А сколько?
— Три. Как минимум.
Я посмотрел на Эби. Эби кивнула.
— «Меррик» увидел три лакуны в сознании.
— Идите вы!
— Все, снимай гермосьют и в люльку, — сказал Клаус. — Я включу тебе комплексную диагностику.
— Пожалуйста.
Я подлез пальцем под ребро, вдавил чуть выпуклый значок деактивации. Гермосьют облез с меня, стек, собираясь в куб. Я подпрыгнул, стряхивая остатки.
— Ложись, — повторил Клаус.
Он был непривычно-угрюм.
— Странные вы, — сказал я и забрался в люльку.
Медивак тут же навис, накрыл обводы капсулы выдвижным суппортом, едва ли не прижался ко мне множеством сканирующих головок. Что-то кольнуло сначала руку, потом бедро. Спине и затылку стало мокро. В прозрачное окошко участливо заглянула Эби.
— Как ты там?
Я повернул голову.
— Ерундой маетесь. Кораблю — семьдесят тысяч лет.
— Может, ты чем-то заразился там.
— Чем? В гермосьюте? «Меррик» меня бы через шлюз не пустил.
— Считай, что мы решили перестраховаться, — сказал Клаус, настраивая выносную панель. — Диагностика будет длиться около двух часов. Можешь поспать.
— Большое спасибо!
— Макс!
Голос Эби вывел меня из прострации.
— Да, я тебя слушаю, — сказал я.
В голове, правда, не появилось знакомой пиктограммы, и нейросеть «Меррика» вела себя непривычно тихо.
— Ты где? — спросила Эби.
— Я?
Я огляделся. Из люльки я, оказывается, выполз и сейчас сидел на мягкой скамье рядом с выдвижным столиком и саркофагом химлаборатории. Свет был приглушен. По обводам оборудования, стоило качнуться, скользили муаровые разводы.
— В медицинском боксе, — сказал я почему-то шепотом.
— Запрись! — выдохнула Эби.
— Почему?
— Кажется, один из «хелперов» сошел с ума!
— Тот, который был со мной на корабле?
— Да! Он ходит по «Меррику»!
Я нахмурился.
— А что Клаус, Роберт?
— Клаус заперся в жилой секции, — ответила Эби. — А Роберт не отвечает. «Хэлпер» что-то сделал с нейросетью, она теперь едва функционирует, не распознает команды, возможно, он внес в нее вирус.
— Эби, Эби, это бред!
— Я закрылась в рубке! — Голос у Эби сорвался. — Макс, я не могу ничем управлять! «Меррик» не слушается меня!
— Я иду к тебе! — решительно сказал я.
— Нет, Ма…