Синица в руках

Боярин Путимир окинул взглядом создавшийся бивак, покачал буйной головой. Ой, не по нраву ему наказ Вадима. Что само поручение гнильцой попахивает, что люди участвующие в нем, к достойным воям отношения не имеют. Одно на уме, серебра заработать мечом, да на фарт, имением курского боярина поживиться. Тьфу! Угораздило же связаться с безопасником. Дочку хозяина усадьбы, видишь ли умыкнуть потребно. И за каким лядом ему ребенок потребовался? А само объяснение не впечатлило. Криво лыбясь Вадим поделился с молодым пришлым боярином: «Чтоб сговорчивей был». Ну да! Куда денешься, ежели родную кровь прячут, да убить грозятся. Тут любой на что угодно согласие даст.

В Курске Путимир недавно обосновался, краем уха слышал о Лихом, но воочию видеть не пришлось. Затворником слыл боярин. А вот про минувшие его дела служилый люд порассказывал. Нда! Не приведи господи с таким что либо не поделить. Кажут, страшный человек. Ухо уловило посторонний, но не значимый шум. Вскоре Первак, один из десятников подвел к боярину смерда. Улыбчивый весельчак, по-другому трудно воспринять чужака, передал привет от боярина Вадима. Был такой уговор с боярином. Его личный послух назвался Твердом. Ну и с чем пожаловал?

– Я тут два дни уже как. К боярину Лихому в наймиты отдаваться пришел.

– Видел его?

– Как тебя, боярин.

– И каков он?

После воспоминаний рассказанных воями в кружале, охота была послушать вывод человека общавшегося с героем множества рассказов старожилов.

– Каков? Да обычный. Две руки, две ноги. Меня не распознал, видать спокойная жисть свое берет.

– Ясно. Так что скажешь по делу?

Улыбка озарила лицо Тверда. По всему выходило, что нравится ему сама работа, весь процесс службы в таком как у него качестве. Любит человек рисковать и умеет. А отсюда и удовольствие получает, вместе с немалым доходом в денежном эквиваленте.

– Ну, то что боярин с дружиной своей небольшой ускакал, ты и сам видел. Посыл на взмыленной лошади прискакал с вестью, когда солнце на заход дня перевалило зенит. Сказывает, скачут ходко по большаку в земли вятичей. Ежели б не послухи на маяках, так и вовсе не угнаться за ними.

– Жалко боярина! – посетовал Путимир.

Тверд скривился от услышанного, потом ухмыльнулся.

– Чего его жалеть? Сам виноват, головой думать нужно, а не седалищем. Ты дальше слушай. В усадьбе только смерды да баб маленько остались, дворня. Пятеро воев, из которых трое стариков немощных.

– Сама усадьба, я смотрю, укреплена.

– Не без того. Так и у тебя не три людина. Два десятка воев. Ночь настанет, осилишь. Сама усадьба…

– Погодь.

– Чего?

Боярин подозвал обоих десятников и Тверд уже всем троим объяснял расположение строений, все то, что удалось высмотреть при найме.

Потом снова потянулась патока времени. Боярин сам пошел к кромке леса, более детально поглядеть, не перемудрили ли они с планом захвата. Прошел по одной стороне, пригляделся. Если бы Лихой с дружиной был на месте, то такую крепостицу и двумя сотнями воев взять было проблематично. Это им повезло. Вот в этом месте нужно на стену «кошку» забросить и…

Перед самым закатом солнца, когда у огненного круга над лесом остался только отсвет золотой ауры, к Путимиру прибежал взмыленный Молчан, старший над доглядчиками. Ловя воздух открытым ртом, как рыба выброшенная на берег, громким шепотом доложил:

– Беда боярин!

– Чего?

– Моих двоих убили в стороже!

– Кто?

– Тати лесные.

– С чего так решил?

– Обобрали до нитки и в лес ушли.

– Следы…

– Да какие следы! Темень непроглядная, теперь только утром по следам пойти можно.

Не было печали. Расслабились, вот и результат. Так глядишь, и за ними наблюдают, ждут момента напасть.

– Десятникам! Поднять воев, осмотреться, быть готовым к броску через стены усадьбы.

Ночь вступила в свои права, накрыла темным покрывалом землю. Большая, красная луна, видимо к завтрашней ветреной погоде, встала на небосвод, а звезды драгоценными камнями испускали переливчатые лучики. Усадьба затихла, будто терем и все подворье при нем, огороженное частоколом заборолы, погрузилось в ночную сонную одурь. Только дворовые псы, выпущенные из загородки, может предчувствуя беду, метались по всему сторожевому пространству. Во всем этом мареве отчетливо проглядывалась тень сторожа на вышке перед створой. Перед оградой сплошной пустырь уходящий в туманную дымку остывающей земли, ни зги не видно.

Белослава проснулась, открыла глаза, прислушалась к легкому шуму, доносимому в опочивальню из помещений первого этажа. Простоволосая, в одной рубахе до пят, выскочив из своих покоев, сбежала по крутому всходу вниз и тут же попала в широкие объятья отца.

– Папка!..

Слезы, теперь уже радости, потоком хлынули из глаз.

– Ну-ну-ну! Испугалась, Славушка? Не бойся, я с тобой. А что уезжал не кори своего папку, так нужно было. Пойдем, спать тебя уложу. Ночь на дворе. Горазд, двор проверь и деда успокой. Остальным готовность полная. Все постройки под замки. Людей в терем. И чтоб тихо как мыши…