Синица в небе

Для начала подтащил поближе к кладбищу тех, с кем ходил в джунгли. Затем отнёс полные ёмкости с продуктами в лабораторию, закинул всё в холодильник, и начал собирать погибших по всему зданию и вытаскивать их наружу. Через полчаса на земле лежали девять тел, все с одинаково тёмной кожей. Патологоанатом здесь не нужен – причина смерти одна на всех. Только я каким-то образом оказался невосприимчив к убийственному микробу. По крайне мере, пока.

По ходу дела я немного пришёл в себя и обозначил план действий на ближайшее время. Задача номер один – проститься с коллегами и друзьями как положено, чтобы потом не стыдно было смотреть… Кому я собрался смотреть в глаза? В переселение душ я не верю, в то, что мы встретимся на небесах – тоже. Надо, чтобы было не стыдно смотреть в глаза самому себе.

Я сходил за инструментами, благо в добавок к медпункту в нашей сверхсовременной лаборатории нашлось место для чуланчика с лопатами, граблями и тому подобным богатством, и начал копать. От идеи выкопать девять полноценных могил я отказался сразу, а когда заныли спина и руки, то понял, что и на неполноценные меня не хватит. Решил делать братскую.

Закончил я только к вечеру.

Устал так, как не уставал никогда в жизни, всё тело гудит, спина не разгибается, а ладони представляют из себя одну большую мозоль – перчатки не помогли. Но мысль о том, что на сегодня хватит, даже не появилась. Я же не знаю, сколько осталось мне самому: надо делать дела, пока есть такая возможность.

Сходив до медпункта, я обработал ладони обезболивающей мазью и плотно забинтовал, натянул новые перчатки, после чего продолжил. Уложив девять тел вплотную друг к другу, снова взял в руки лопату и забросал их землёй. Программа минимум выполнена. К тому же уже практически стемнело, так что пора укрываться за крепкими стенами лаборатории.

Я зашёл внутрь, кое-как доковылял до холодильника, взял пару тёмно-бордовых плодов, по вкусу очень похожих на бородинский хлеб и съел их, запивая водой. Мыслей – ноль. Челюсти двигаются автоматически, а глаза слипаются. Так что, закончив ужин, я сразу же пошёл к своей койке и повалился на неё без сил. Знаю, надо умыться, принять душ, но я не смог себя заставить. Всё завтра.

Если проснусь.

Всё-таки проснулся. И в первое мгновение пожалел, что это случилось: болит каждая клеточка тела. А когда в голове всплыли события вчерашнего дня, то стало ещё хуже.

«Я остался один, я остался один, я остался один», – бежит в голове бесконечная строчка.

Я как будто только сейчас осознал этот факт до конца.

Я жалею себя и не могу заставить тело приподняться, а ноги опуститься на пол. Я не вижу в этом никакого смысла. Я не просто остался один, я остался один без единой, даже самый призрачной, надежды. Я могу продолжать пить и есть только чтобы продлить своё существование на какое-то время. Но ведь это будет самообман… Мне не нужна жизнь без цели.

С другой стороны, что ещё мне остаётся? Лежать здесь в ожидании смерти от голода? Это уж совсем глупо…

Что я имею на данный момент?

Цель максимум – вернуться домой. Недостижима.

Цель минимум – выжить. Если не зацикливаться на сроках, то вполне реалистична.

Вывод: я могу сделать целью своей жизни её сохранение в течение максимально возможного времени и таким образом придать ей смысл. И пусть за этим дальше ничего не последует, я просто не буду заглядывать в это «дальше» и всё. Буду ставить перед собой простые и понятные задачи и методично их выполнять. Вот например, что мне надо сделать сегодня? Еды хватит на неделю минимум, воды… Вот! Надо принять душ. А это значит: натаскать достаточно воды, процедить её, пропустить через фильтры, залить в бак. Это уже на пару часов работы.

А потом мне нужно закончить с похоронами. Нужен памятник. Пусть никто и никогда не принесёт цветы на могилы моих коллег и друзей, не посидит молча на скамейке, не помянет карамелькой, но памятник над ними стоять будет.

Вот тебе и ещё одна цель, причём очень даже достойная. И я знаю, что им всё равно. Мне – нет.

Я потянулся вперёд. Но не смог приподняться даже на миллиметр. Попробовал помочь себе руками, но не сдвинул их с места. Только тут я понял, что тело уже не болит, я его просто не чувствую. Как будто его и нет вовсе.

Где-то внутри зародилась паника и начала с бешеной скоростью расползаться по телу, она почти добралась до мозговых клеток, но в последний момент я ухватил её за шкуру и не позволил пролезть дальше.

Я ведь вижу потолок, стены, значит, глаза у меня есть. А глаза без головы и того, к чему она крепится, существовать не могут. Вариант с запертой в бренном теле душой я рассматривать не буду – не те взгляды на жизнь. Надо успокоиться и проанализировать происходящее.

Я ещё раз попробовал пошевелить всеми возможными мышцами и пришёл к выводу, что они меня не слушаются, будто замороженные или… одеревеневшие. Тут в памяти всплыли затвердевшие тела погибших от неизвестной болезни товарищей, и я подумал, что, наверное, именно так они должны были себя чувствовать.